В Бирюк - Обмасонивание [СИ]

Не-не-не! Чертей в пузырёк… пока не надо.

— Ну что, красавица, поняла? Полюбишь меня? Искренне. Душой и телом. Помыслами и пожеланиями. Радостями и печалями.

Я — пошутил. Чисто для её успокоения. Ожидал… какой-нибудь ответной улыбки. Но девка восприняла конкретно: упёрлась мне в грудь руками, осторожно, ожидая постоянно новой боли, приподнялась. Плотно сжав зубы, «смежив очи», она начала опускаться, надеваясь всё глубже. С решительным выражением лица, будто на амбразуру бросается… Ну, не грудью же!

Я — замер.

Кто мне эта малолетняя «доска с глазами»? Ипайнутая жёнка? Но — живое существо. А я и правда — мучить кошек никогда не любил. Котят топить приходилось. По осознанной необходимости. Но наслаждаться звуками и видом страданий жертвы…

И ещё. Мне до сих пор удивительно видеть, как набор акустических колебаний превращается в слова, в понятия и идеи, в мысли и эмоции человеков. В действия. Меняя оценки действительности до противоположных.

Вот только что: «… сильный, державный, царь православный, царствуй на славу…». Все сто восемьдесят миллионов, по всей широтно-долготно протяжённой… А вот раз и — «Долой кровавое самодержавие!». Тоже — повсеместно и широтно-долготно.

Здесь — не империя. Только одна душа. Но ведь и сто восемьдесят миллионов — из таких, отдельных, состоят.

Кое-какое… бла-бла-бла. Можно в спектр частот разложить. А у них — мысли, эмоции… поступки. Часто — против их собственных непосредственных материальных интересов. Иногда — против даже самой жизни. «И как один умрём в борьбе за это».

Вот, только что, надеться на немелкий уд лысого здорового чужого мужика — ужас. Несчастие невыносимое. Дальше — только повеситься. А вот — доза акустики. И то же самое действие исполняется уже осознанно, целенаправленно, самостоятельно. Одно из возможных. В границах допустимого. В изменившихся только что границах.

Дальше, если повезёт, это же действие, те же движения будут восприниматься как желаемые, приятные, прекрасные… Если, конечно, Ипай не вытопчет ростки нового, чуть начавшие пробиваться в её душе, своим слоновьим брюхом.

Она съехала до упора. И удивлённо уставилась на меня.

— Что, не больно? Я ж говорю — растянешься. В голове у тебя, конечно… Но тело твоё женское само знает. Только мешать не надо. Учись, детка, пока я живой. А теперь давай потихоньку вверх. И не спеша — обратно. Попрыгаешь чуток, ещё и понравится.

Всё с той же замедленностью сапёра на проржавевшем боеприпасе, она начала подниматься и опускаться… Не, блин, совсем не мой темп. Пришлось запустить руку ей между ног. В поисках «бутона наслаждений». Бутончика…

Факеншит! Должен же быть! Ага… Будет страстной женщиной. Когда вырастет. Но-но! Стоять! В смысле — сидеть. А второй рукой — прижать пальцами её сосок… Это что?! Это — грудь?! В смысле — бюст?! Англичане правы, давая слову «bust» значения: банкротство, халтура, разорение, налёт полиции…

Что поделать, Ваня, «сегодня бог послал…» вот такое. Работаем… с «банкротством».

Управляемая моими настойчивыми пальчиками, девчушка постепенно разгонялась. Сделать ей «хорошо» я и не надеялся. Но, как известно: «счастье есть отсутствия несчастья» — счастливой она будет.

Тут дверь в парилку распахнулась и, о чём-то споря меж собой, к нам ввалилась гомонящая троица слегка поддавших гридней.

— Да ему-то чего… Эта… Оп-па… Нихрена себе… Ну, ты, воевода и здоров! Ну ты и… уелбантуриваешь!.. А мы как же? Нам бы тоже каку бабёнку… Сща Агафья тебе бабушку Сухоту для пропарки пришлёт. У той Сухоты зубьев во рту уже не осталося, а вот чем молодых дурней довеку успокоить… Проспорил. Видишь — Воевода с девкой балуется. А ты говорил — не сможет, не встанет.

— Не, не считается. Это девка на Воеводе скачет.

— Считается-считается! Ты приглядись — она ж не на Воеводе, а на уду его. Стал быть — есть на чём. Хотя конечно… тоща. Сильно облегчённый… доспех. Стёганный. Из одних стежков.

Мне эти… «выбросы мужского юмора» были не интересны: я был занят — девчушка сразу же при появлении посторонних попыталась спрятаться. Упасть на меня и там закопаться. Хорошо, что у меня ладони широкие — можно поддержать её, упёршись в грудь.

Виноват: в «разорение».

Она снова испуганно уставилась мне в глаза. Я, в который уже раз за этот вечер, успокаивающе улыбнулся ей. Типа:

— Спокуха, красава. Ты со мной. Больше того, я — в тебе. Остальное — щебет певчих пташек.

Факеншит! Прямо не помойка, а сеанс психотерапии! И всё ради какого-то Ипая… Но — надо довести дело до конца. И я несильно потянул её за соски вверх. Намекая на необходимость продолжения начатого движения.

«И что положено кому — пусть каждый совершит». Тебе нынче положено вверх-вниз. Совершай.

Не сразу, уступаю несильному, но постоянному давлению моих пальцев, она… совершила. И продолжила совершать. Восхождение. С нисхождением. И — обратно.

Привыкала. Втягивалась. Обживалась.

Оказывается — так бывает. И архангелы не вострубили своими трубами про приход Страшного Суда. Оказывается — возможно. И тогда… чуть-чуть… изменить напряжение мышц, чтобы… поудобнее.

Господи!! Стыд-то какой! «Поудобнее!»… И ничего не происходит… Можно откинуть косу за спину, а то мешает.

Мешает?! Кому?!! — Мне.

В чём?!!! — В вот этом… занятии.

Старательно, не глядя по сторонам, не оборачиваясь на впёршихся в парилку парней, не отрывая взгляда от моего лица, постепенно наливаясь жгучим румянцем, она, тем не менее, держала темп и амплитуду. Более того, пожалуй — неосознанно, она как-то развернула плечи, начала прогибаться, прижимаясь низом своего живота к коже моего, подрагивая полуприкрытыми ресничками.

Женщине свойственно стремление «выглядеть». Всегда, везде, в любой ситуации. Даже на смертном одре. Инстинкт, вбитый миллионами лет эволюции хомнутых сапиенсов. Эволюции, построенной на простом принципе — «секс в обмен на еду». Непривлекательные, «не выглядевшие» — сдохли с голоду, потомства не оставили. Ощущая себя центром мужского внимания, при этом — моей «принадлежностью», моим «имением», она была уверена в моей защите, и вела себя природно. Она — «выглядела».

Не манерничая, не придумывая, не осознавая, а значит — не стыдясь. Её чувство стыда, воспитанное в патриархальной, христианской, сословной культуре, после сегодняшних «пинков» с моей стороны, отступило.

Самочка альфа-самца может себе позволить подразнить более низкоранговых самцов. «Вы там, на галёрке. Подберите слюни. Пока не прогнали». Чисто инстинктивно. «Ничто человеческое нам не чуждо». И шимпанзёвое — тоже.

Парни… вперились. И — запыхтели. От восторга.

Под огнём трёх пар глаз молодых мужчин, используя в качестве опоры мою грудную клетку и ещё одну… часть моего тела, девка, продолжая наливаться румянцем, начала «загадочно» улыбаться и «томно» дышать.