В Бирюк - Обмасонивание [СИ]

В художественных описаниях сеансов гипноза часто используются образы из видеоряда. Типа: «Я нырнул в мрачные глубины её подсознания» или — «навстречу ринулись стаи мерзких стервятников его детских страхов». Всевозможные «грозовые тучи подростковых комплексов» и «пылающие пожары неудовлетворённых страстей».

В реале всё менее выразительно. Моторика — отсутствует. Если пациент начал шевелить пальцами без команды или мотать головой — это не признак его/её страстей, а показатель низкой квалификации индуктора. Мимика — два-три выражений лица. Смазанных и затянутых, запаздывающих по времени. Интонация, модуляции громкости — на минимуме. Пожалуй, больше говорят задержки в ответах. Даже дыхание и сердцебиение можно стабилизировать. Если вы этим озаботились. Единственное, что относительно самостоятельно — глазные яблоки под веками.

Вопрос-ответ. Чисто вербальное общение. Вроде мейла или чата без смайликов. Наукообразную фразу не построишь: ёмкость оперативной памяти у хомнутых… пока до конца дослушают — начало забыли.

Главное — эквивалентность словарного запаса и понимания. Почему иностранец-хирург — нормально, а иностранец-гипнотизёр — нет? Потому что понятия, вкладываемые индуктором и перципиентом в конкретные звуки должны совпадать.

Утверждение: «я — ворона» должно быть понято не как стремление летать и каркать, а как оценка собственной ошибки. Хотя в других культурах… возможны варианты. Про «кукушку трупа» — я уже…

Второе заблуждение — «вот тут она всё и сказала». Она сказала то, что, по её мнению, составляет ответ на ваш вопрос. Типа:

— Изменяли ли вы мужу?

— Нет. Двенадцать раз — разве это измена?

Вспомните искреннее изумление и возмущение Элен Безуховой:

— Да при таком муже и не завести любовника?!

Впрочем — тайны меня не интересовали. Кроме одной. Какая она? Сама. Что думает, чувствует, ценит…

— Ты помнишь себя маленькой?

— Да.

— Самое-самое первое воспоминание?

— Весна. Солнце. Тепло. Трава. Зелёная. В ней — голубой цветок. Я бегу по траве, наклоняюсь к цветку. Оттуда вдруг вылезает шмель. Большой. Чёрный. Жужжит. Басом. Кружит перед лицом. Садится на плечо. Ползёт. К шее. Страшно. Вдруг тень сзади слева. Большая. Сразу — прохладно. Шмель пожужжал и улетел. Я смотрю на своего спасителя. Против солнца — не видно лица. Просто — мужчина. Большой. Сильный. Добрый. Спас меня. От шмеля.

— Кто это был?

— Н-не знаю.

— Ты видела его позже?

Пауза с ответом. Неуверенное слабое шевеление тонких белых пальцев по чёрному атласу.

— Н-нет. Д-да. Сегодня. Я стою. Среди зверей. Шмелей. Их много. Злые. Страшные. Тянутся. Жужжат. Хотят укусить. Ужалить. Вдруг — темнеет. Тень. Эти… злые — затихли. Улетели. Потому что пришёл мой… снова, как тогда… спаситель. Защитник. Большой. Сильный. Добрый. В-ванечка.

Последнее слова звучит… неуверенно. Будто оно впервые произнесено вслух, впервые голосовые связки, язык, губы… собрались, осмелились сложиться так, чтобы выдохнуть это имя.

…

Два часа. Вопросы-ответы. Уточняющие вопросы, более детальные ответы.

Попытки запустить цепочки свободных ассоциаций — срываются на втором-третьем шаге. Тупая? — Нет. Очень измучена. Факеншит! Уже и наполненность пульса падает!

Пришлось остановиться. Пусть спит. Завернул в плащ, взял на руки. Ну и куда её? Назад в МКС? — Нафиг! Жалко. Разбудил прикорнувшую в прихожей Цыбу. Выдал первичные инструкции. Сдал девушку под присмотр.

Снова — бегом. Солнце встало, люди проснулись, пошла… орг. работа. Совещание с моими металлургами. Чёрными и цветными.

— Изя… Где Изя? Ты видел образцы иберийской бронзы? Что скажешь?

— Э… с одной стороны нельзя не признать… с другой стороны нельзя не признаться… Ежели вам хочется много, то «нет». А ежели один фигурный болт, то, таки, «да»…

Об иберийской (берилливой) бронзе… Плавили её когда-то. На Иберийском полуострове. Уже с тыщу лет не делают. А вещицы по миру ходят. Вот пару чаш с Саксина притащили. Есть у меня мысли по поводу. Пружинит она хорошо.

Позже.

И др. и пр. Светлое время суток трачу на общение с людьми. Основной, для «Святой Руси», канал получения и распространения информации.

Коллеги, вы можете говорить по 12–16 часов в сутки? Я не про мозги — гортань выдерживает? — Тренируйте. Непрерывный «словесный понос», кристаллизованный (в части идей) и адаптированный (в части туземцев) — главный инструмент прогрессора. Попаданец может и помалкивать, прогрессор — всегда болтун. Иначе ваши идеи будут доходить до населения с задержкой, с искажениями. Что приводит, в конечном счёте, к необходимости больше убивать. А ведь могли бы и просто объяснить…

В послеобеденном затишье, в минуты короткого отдыха, на грани дрёмы, в мозгу вдруг всплыло:

Ваня. что ты выёживаешься? Вихляешься и выпендриваешься? «Жребий брошен, Рубикон перейдён»! Ну и фигли тут шелупоньевые мансы строить? Боязно дитятке, перепужался бедненький? Штаны-то ещё сухие?

«Так жить нельзя. И вы так жить не будете» — так? А это «так» без Боголюбского не провернётся. Или жить в стыде и в башне из слоновой кости, или дело делать.

Значит — мириться с Боголюбским. Хотя мы пока ещё не ссорились.

«Префронтальные зоны» у меня выросли? — Тогда — вперёд. Устраняя опасности упреждающе. Когнитивно и поведенчески. Типа кавалерийской атаки. Иначе, даже пережив этот кризис, буду всю жизнь сам себя уговаривать: а жо поделаешь… выше головы не прыгнешь… да кто ж знал… все так живут… не мы таки — жизнь така…

«Кто хочет — делает. Остальные объясняют почему это ненужно и невозможно».

Факеншит! Я почти всю первую жизнь занимался разработкой того, о чём «остальные» уже аргументировано высказались, убедительно доказали. «Этого не может быть, потому что быть не может». Верю. Но если мне нужно…

Мне — нужно.

Значит — можно.

Дальше — технические подробности. Конкретно с Боголюбским… Хватит страусить! Нужен — «катарсис». Не «консенсус» — мы слишком разные. Но — ясность.

Тогда… надо идти в Боголюбово. Фейс-ту-фейс. Морда к морде.

Страшно. Рискованно. «Покатилась моя голова…». Но — неизбежно.

Факеншит! Улыбайтесь! «Рассудок и душа». Я же предупреждал — обхохочетесь. Под топором.

Тогда…

Идти — с чем-то. С каким-то предложением. Столь… необычным, что оно перекроет и мою… волатильность в отношении Софьи, и неосторожные игры с Ростиславой, и предположения об инциденте в Луках, и… и вообще — выбьет Андрея из его дихотомии: убить женщин и плакать или не убить и тоже плакать.

И, что важнее — меня самого избавит от такого же выбора. Особенно болезненного теперь, когда «её душа обрела плоть».