Бернар Вербер - Ящик Пандоры [litres]

Когда ковчег «Не-хе» уже близок к цели, вдруг вздымаются волны. Снова свищет ветер. Деревянную скорлупку швыряет сильнее, чем когда-либо прежде.

Судя по звуку, грот треснул по всей длине. Внутри ковчега все за что-нибудь хватаются. Ковчег «Не-хе» взлетает на гребни валов, ухает в глубокие пропасти, опасно раскачивается. Еще более зловещий треск говорит о том, что киль напоролся на риф.

Особенно высокая волна швыряет ковчег на скалу. Его корпус раскалывается, как орех.

Геб не успевает среагировать, и все сто шестьдесят шесть человек, не удержавшись, падают в воду, где их мотает, как щепки. Они захлебываются в пене, вода и ветер словно сговорились с ними расправиться.

Убедившись, что его женщина и все четверо их детей живы, Геб придумывает, как спастись. Он предлагает всем потерпевшим кораблекрушение взяться за руки, образовать круг и не разжимать руки, чтобы каждого поддерживали на поверхности два соседа. Нут для храбрости начинает петь, ей подпевают.

Гремит гроза. Сцену апокалипсиса озаряют молнии. Люди упорно разевают рты, хотя не слышат друг друга среди грома с небес и грохота шторма.

Некоторых выдирает из круга волнами, и они тонут. Рука, упустившая соседа, тянется к другой ближайшей руке, чтобы снова замкнуть кольцо.

Так пассажиры ковчега «Не-хе» добираются до берега, где некоторое время лежат без сил на песке.

Опал молча снимает жакет, сбрасывает туфли. Растянувшись на кровати, она закрывает глаза. Ее гид по регрессии приступает к привычному ритуалу.

– Готовы? Спускайтесь по десяти ступенькам лестницы. Видите дверь, не так ли?

Проклятие, она заразила меня своей фразой-паразитом.

– Вижу.

– Теперь представьте, что все пролитые вами в юности слезы собраны в цистерне, которую вы можете вылить на дверь вашего бессознательного.

Она корчит гримасу, глазные яблоки движутся под веками.

– Готово. Я облила дверь.

– Дергайте ручку.

Она хмурится, потом ее лицо разглаживается.

– Получилось! Я смогла открыть дверь!

– Что вы видите?

– Коридор. Коридор с дверями.

– Оглянитесь. Какой номер на вашей двери?

– 128.

– Значит, это ваша 128-я жизнь. Перед вами 127 дверей предыдущих жизней, согласны?

– Да, но есть одно «но». Дверь бессознательного не тронута огнем, я потушила его своими детскими слезами, но коридор объят пламенем.

– Тушите его слезами.

– Я иду по коридору. Я… – Она запинается. – Вижу дверь, откуда бьет огонь. Она из красного металла. Языки лезут из щелей.

– Какой номер у двери?

– 73.

– Вы пережили детскую психологическую травму, но есть еще травма, связанная с вашими прежними жизнями, что-то, мешающее вам двигаться по коридору. Полейте эту дверь и откройте ее.

Она сосредотачивается.

– Открываю.

Ее лицо перекошено гримасой боли.

– Что вы видите?

Глаза быстро вращаются, рот кривится.

– Нет, только не это, нет! – бормочет она.

– Скажите мне, что видите!

– Вокруг меня женщины. Я их знаю, это мои подруги, прекрасные люди, их сотня, нет, несколько сотен. И…

– Что?

– Мы в цепях. Мы бредем по широкой дороге. Люди вдоль дороги кричат: «Смерть ведьмам!» Другие, их меньше, кричат: «Несправедливость, несправедливость!» Впереди торчат столбы, вокруг них кучи дров и хвороста… Это костры. Думаю, большинство этих людей принимают нас за колдуний, солдаты ведут нас туда, чтобы сжечь живьем на кострах.

– Продолжайте.

– Мы подходим к столбам. Нас заставляют взойти на помост, привязывают к столбам. Появляется разодетый мужчина. Все умолкают. Он разворачивает свиток.

Она молчит – похоже, прислушивается.

– Вот что он говорит: «Я, Пьер де Ланкр, судья, разбиравший по повелению короля и папы дело ведьм из Сугаррамурди, проведя допросы и выслушав показания об ужасных деяниях, доказывающих их сделку с сатаной и демонами, постановляю, что эти женщины подлежат очищению. Да будет приговор суда Сен-Жан-де-Люза приведен в исполнение сим ноябрем года милостью Божьей 1609-го».

По ее телу пробегают судороги.

– Что происходит?

– Ко мне подносят факел. Я бьюсь в цепях. Я вижу других женщин, моих подруг, прикованных к столбам. Я знаю, почему нас убивают. Потому что мы возжелали свободы, и это не понравилось местным святошам и аристократам. Ненавижу своих убийц! Чувствую волну сочувствия к подругам. Как же мне хочется их спасти! Хворост уже занялся. Меня обволакивает дымом. Я слышу вопли других женщин и свои, огонь уже лижет мне пальцы ног. Ужасное чувство, я горю, огонь переходит с ног на все тело, охватывает волосы. Я тоже…

Опал истошно кричит, Рене едва успевает зажать ей рот, чтобы не перепугать жильцов в соседних номерах.

– Скорее наверх! – кричит он ей. – Бегите с костра! Живо в дверь! В коридор, к двери 128, вверх по ступенькам. На счет три откройте глаза. 1, 2, 3.

Он щелкает пальцами. Она поднимает веки, ее зрачки расширены.

Она не может шелохнуться, обессиленная пережитым, дыхание вырывается толчками, взгляд безжизненный.

Звонок в дверь. Рене открывает, на пороге коридорный.

– Я слышал крик, – встревоженно сообщает он по-английски.

– Моей подруге приснился кошмар.

Коридорный в сомнениях, он проходит в номер и видит молодую рыжеволосую женщину в совершенно растрепанных чувствах.

– Вы в порядке, мэм?

– Да, извините. Он прав, мне приснился кошмар, сейчас мне лучше.

Она трусящейся рукой наливает себе воды и показывает жестом, что беспокоиться не о чем.

– Вы вся красная. Вы уверены, что не нуждаетесь в помощи? – все еще сомневается коридорный.

– Это все солнце. Я рыжая и белокожая, легко обгораю.

Это объяснение его убеждает.

– Если вам что-то понадобится, сразу меня зовите, – говорит он перед уходом.

– Все пройдет. Благодарю вас.

Рене запирает за коридорным дверь. Опал может наконец перевести дух.

– Это было ужасно.

Теперь она с ног до головы покрыта розовыми пятнами и отчаянно чешется. Раздевшись, она мажет пятна мазью.

– Вы были правы, моя проблема была в этом!

Ей удается восстановить дыхание.

Он обнимает ее.

– А все остальные… Это были чудесные женщины, мои близкие подруги. Я знаю, что они всего лишь лечили людей, оказывали им помощь. Этот судья, Пьер де Ланкр – бессовестный негодяй! Он подверг всех нас пыткам и заставил сознаться в том, чего мы не совершали, заставил возвести друг на друга напраслину.

– Хорошо, что теперь вы все знаете.

– Дверь бессознательного защищала меня от калечащих воспоминаний о той жизни. Огонь не подпускал меня к ней, не позволял вспомнить эту драму. Но мне надо знать, что произошло на самом деле. Я хочу знать, что на самом деле тогда со мной случилось, я так мучилась! Только так можно окончательно перестать чувствовать себя жертвой.