Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

– Как мне выбраться из лимба? Я хочу прекратить все это.

– Твоя булавка… Морской конек… Гиппокампус… Рыба- игла…

Эмиль расстегнул куртку, сунул руку под пиджак и вытащил Мефистофеля.

– Надо сломать иглу, – молвила Голова.

– И все?

– Да, но есть проблема. Высока вероятность, что без иглы ты не выживешь, умрешь, не приходя в сознание. Зато все прекратится. Но можешь и выжить. Шанс есть.

– Для чего же мне тогда решать все эти вымышленные проблемы? C Татьяной, с дочерью, с конкурсом… Это бессмысленные переживания.

– В лимбе люди оказываются один на один со своими страхами, нерешенными проблемами, невысказанными желаниями. Они-то как раз отнюдь не вымышленные. Твое путешествие в глубь себя вовсе не бессмысленное. Ты бродишь по закоулкам памяти, отыскиваешь старые травмы. Исправляешь ошибки, на которые раньше закрывал глаза, развязываешь узелки, мешающие тебе быть счастливым. Например, меня ты представил таким… Безголовым, неприветливым, закрытым. Облил кофе, ударил по лицу. За что? Ты злишься на меня?

– Немного. – Эмиль опустил взгляд. – Ты поступил эгоистично. Я злился, да. Винил тебя в своих бедах. Мы были близки к успеху, а ты все испортил…

Времянкин встал из-за стола, взял Голову, поднес ее к телу, лежащему на полу, и приставил к плечам. Держась за шею, Эрик принял сидячее положение.

– Но знаешь, в лимбе у меня было время переосмыслить свое отношение ко многим вещам, – продолжал Эмиль. – И выбывание из гонки за успехом сейчас не кажется мне такой уж трагедией. И еще…

Эмиль остановился между столиками.

– …Выходит, не случайно именно ты поведал мне правду о лимбе. Ты всегда был честен. Таким я тебя и помню. Ты был отличным другом. Спасибо тебе. Прощай.

Лицо Эрика вдруг стало чистым, цвет кожи здоровым, а глаза ясными. Эмиль направился к выходу.

– Уже уходишь? – спросил Эрик.

– Да. Был рад тебя увидеть. Пусть и во сне… Постой-ка… – Эмиль остановился. – Раз все происходит в моей голове, я могу преодолевать пространства и приближать или отдалять события по собственному усмотрению… – рассуждал Эмиль. – Так?

– Думаю, можешь.

– Хм…

Эмиль крепко зажмурился. А когда открыл глаза, то обнаружил себя в прихожей, в доме у Веселовых. «Телепортировался… Ничего себе…» – подумал Времянкин, стянул с себя прожженные носки, всунул босые ноги в башмаки и начал завязывать шнурки. Из гостиной пришел Прохор, сел на нижнюю ступеньку лестницы и стал наблюдать за тем, как Эмиль зашнуровывает ботинки.

– Как жизнь, Прохор?

– Нормально… – ответил тот и, тяжело вздохнув, расслабил плечи и выкатил вперед голый живот.

– Чего ты так тяжело вздыхаешь?

– Ты знаешь, Эмиль, я все время пукаю, – с грустью сообщил малыш.

– То есть как это – все время?

– Ну, когда я был еще маленький и сосал сосочку, я начал пукать. И теперь все время пукаю.

– А ты можешь сдерживать себя?

– Да.

– Но не хочешь?

– Да. – Прохор звонко рассмеялся и оттянул пальцем нижнюю губу.

– Похоже, для тебя это не проблема. Постой, а ты не придумал это?

– Да, придумал, – сквозь смех ответил малыш.

Прохор заливался от хохота, напрягая живот. Да так заразительно, что Эмиль, глядя на него, не смог сдержать улыбку. И тут Прохор громко пукнул… По его лицу стало понятно, что он и сам не ожидал этого.

– Ой!

В прихожую из гостиной вышел Николай, а за ним и Настя. Веселов прислонился плечом к стене, а Настя спиной прижалась к нему.

– Ну что, Эмиль, как ощущения? – начал Николай.

– Как тебе сказать… Нормально, наверное. Бултыхаюсь в дреме, а в остальном – скучать не приходится.

– Что думаешь делать?

– Думаю, я должен по возможности закрыть дела, очистить свой разум и принять… – Эмиль хотел сказать: «смертельное», но, взглянув на присутствующих детей, передумал. – Принять серьезное решение. Нужно освободить Татьяну и разобраться наконец с Яном.

– Что это у тебя? – спросил Николай, уставившись на острый каблук женской туфли, торчащий из кармана куртки мальчика.

Эмиль вынул туфлю.

– Это часть свадебного наряда Тани, – ответил он.

– Давай ее сюда.

Веселов протянул руку. Времянкин вложил в нее туфлю. Николай поднял голову к потолку.

– Иван Федорович! – позвал он. – Спуститесь, пожалуйста.

Он посмотрел на Эмиля, улыбнулся и подмигнул мальчику.

– Сейчас, – добавил он.

Со второго этажа донеслось громыхание, заскрипели доски пола, а через мгновение на верхней ступени лестницы показалось огромное лохматое существо: бурый волк с ярко-зелеными глазами начал спускаться вниз. Он прошел мимо Прохора и лизнул его румяную щечку.

– Ну… – засмеялся Прохор и обтерся локтем. – Деда, ты чего?

– Иван Федорович, сможешь найти девушку по туфельке? – спросил Николай.

Волк остановился и лег у ног внука. Прохор схватился за мохнатый загривок дедушки двумя руками и взобрался к нему на спину. Иван Федорович приподнял голову и принюхался.

– Найду, – молвил он человеческим голосом. – Ай, Проша, не выдергивай у дедушки волосы.

– Чего тебе, жалко, что ли? – засмеялся внук.

– Ну вот, – улыбнулся Веселов. – Татьяну мы вытащим.

Николай вынул из кармана карандаш и протянул Эмилю.

– Возьми. Буду держать тебя в курсе.

Времянкин взял артефакт.

– Мне пора, – с досадой сообщил мальчик.

– Тебя подвезти?

– В этом нет необходимости. Я теперь могу перемещаться в пространстве без потери времени и без особых усилий. – Эмиль улыбнулся. – Моему племяннику это бы понравилось. Ну… Прощайте, дорогие, не поминайте лихом.

Эмиль зажмурился.

Когда Времянкин открыл глаза, он находился в стальной кабине лифта вместе со Львом Гроссманом. Оба были одеты с иголочки. «Граунд флор», – объявил женский голос. Двери лифта разъехались, и пассажиры вышли в вестибюль отеля. В оживленном холле звучала английская речь. Лев и Эмиль вышли на улицу, где их уже ожидало такси.

Усевшись рядом с Эмилем на заднее сиденье автомобиля, Лев разложил у себя на коленях ворох утренних газет. Мальчик отрешенно смотрел в окно. Такси тронулось. «Нужно решиться и сделать это. Мне страшно. Страшно исчезнуть навсегда. Так у меня есть хотя бы иллюзия жизни, и если притвориться, что все реально, то можно и дальше играть в эту игру. Делать вид, что так и должно быть: выигрывать конкурсы, подстраивать действительность под себя, тешить свое самолюбие. Самообман. Очередная ловушка. Кукольный театр. Нет, нужно решиться. Я могу умереть, черт… Я должен подготовиться. Убраться в доме, разложить все по полочкам и развязать узелки… Развязать. Я должен остановить Яна… – размышлял Эмиль. – Кажется, я знаю, как выманить его».

– Послушай, что пишут о тебе сегодняшние газеты, – прервал молчание Лев. – «Поскольку музыка для него – не только воплощение красоты, не только обращение к чувству и не только развлечение, но и выражение истины, он относится к своему труду как к воплощению этой реальности, без компромиссов с дешевыми вкусами, без заманчивой манерности любого рода…» А вот из другой рецензии: «Он не подпускает музыку к себе на расстояние ближе, чем считает это допустимым; он с ней всегда, во всех случаях на «вы»». Или вот еще: «Вновь поразило мастерство молодого музыканта, после исполнения Эмил… – Они называют тебя Эмил. У них же нет мягкого знака. – …после исполнения Прокофьева. Уже сама его уверенная техника способна доставить художественное удовольствие. И мощные октавы, и «богатырские» скачки, и будто совершенно невесомые пассажи piano…» Ха-ха, неплохо, Эмиль. Если и последний тур пройдет так же, мы победим.