Денис Килесов - За Хребтом [publisher: SelfPub.ru]

Лем припустил, но ноги все сильнее наливались свинцом. Жуткая паника, незабываемое ощущение ужаса, когда преследователь настигает, а убежать просто нет сил, случается только во сне. Только никто не задумывается об этом, пока спит.

Весь тоннель уже был залит ярким светом, и скрип колес, почти наезжающих на пятки, больно резал уши Лема. А он все бежал, с яростным остервенением выбрасывая вперед непослушные ноги. Когда он уже почти физически, спиной ощутил близость огромной вагонетки, Лем выхватил взглядом из серой стены зияющий чернотой провал и без раздумий кинулся туда. Прямо из-под тяжелых колес, головой во тьму.

В последний момент, избежав участи раздавленной поездом тоннельной крысы, Лем кубарем покатился вниз по практически отвесной шахте, судорожно пытаясь за что-нибудь ухватиться. Едва он сориентировался, как вертикальная шахта оборвалась, и подпольщик выпал из черного проема в какое-то помещение. Несмотря на то что он должен был сильно приложиться копчиком, боли не последовало. Лем этого, правда, не заметил. Он мгновенно позабыл все злоключения в крысином тоннеле и, пораженный, оглядел место, в котором благополучно приземлился.

Маленький человек попал в огромный заводской цех, потолок которого терялся наверху в алом мареве. Все вокруг было окрашено в оттенки красного. Жар механизмов сушил кожу, от него щипало в глазах. Отовсюду слышались шипение, постукивания, удары и прочие наборы звуков работающих механизмов. Недоставало лишь раскаленной лавы внизу и двух мужчин, дерущихся цветными дубинками.

Насколько хватало глаз, по всей площади необъятного цеха тянулись длинные конвейеры, на которых стояли люди. Бесконечная очередь под громкие и визгливые выкрики из динамиков, укрепленных тут и там, медленно ползла по сборочному цеху. Откуда-то издали тянулась вереница разных людей. Они были одеты в красивые одежды, разговаривали друг с другом и смеялись, будто просто стоят в очереди за холодным лимонадом в прозрачном граненом стакане. И тут они замечали, куда попали. Изумление сменялось тревогой, она перерастала в страх, а после того, как человек смотрел поверх голов впереди стоящих, в животный ужас. Каждый пытался спрыгнуть или развернуться и побежать назад по движущейся ленте, но обнаруживал себя надежно закрепленным стальными запорами. Голос в динамиках бесновался и кричал, кричал что-то, срываясь на крик, но Лем никак не мог разобрать слов.

Тем временем человек подъезжал к большой металлической клешне-манипулятору, расположенной наверху. Она аккуратно открывала голову несчастного, словно сундук, и без лишних движений вытаскивала мусор изнутри и вкладывала вместо него толстый фолиант с гербом Демиругии и огромную катушку с магнитной лентой. Конвейер двигался дальше. Следующая зловещая клешня закрывала голову человека уродливой армейской каской, словно крышкой, и отправляла его дальше. Так, этап за этапом, с конвейера сходил вооруженный человек в военной форме и с безумными глазами. Его дикий взгляд был полон истинной ненависти. Встраиваясь в колонну таких же, как он, человек орал что-то невразумительное, подозрительно похожее на выкрики голоса в динамиках. Колонна орала, хрипела, роняя хлопья пены, и маршировала на выход.

Вдруг кто-то из безумцев, еще несколько минут назад болтавший с соседом о литературе в начале конвейера, заметил Лема. Его и без того красные глаза налились бурой кровью, и он что-то закричал, тыча пальцем в потерявшего дар речи от страха подпольщика. Наконец, Лем различил слова, которые кричал голос. Они врезались и ввинчивались в мозг, словно сверло. «Без дисциплины жизнь невозможна!»

– Подъем, рецидивисты! – резкий голос мгновенно вырвал спящих заключенных из сна, – пять минут на сборы и на выход, – с этими словами человек, встречавший их прошлой ночью, захлопнул дверь.

Лем убрал слипшиеся волосы с глаз и вдохнул полной грудью. Этой ночью ему снилось что-то непонятное и тревожное. Сам сон уже ушел, не оставив и следа в памяти, но чувство непонятного страха продолжило колыхаться в его душе. Молодой подпольщик провел по подбородку и неожиданно для себя понял, что не брился уже целую вечность.

«Ничего, скоро и побреют, и налысо постригут, – подумал Лем с отрешенным безразличием, – так у них вроде бы заведено. Вон все солдаты какие гладкие бегают».

Одевшись, Лем оглянулся на своих товарищей по заключению, с которыми он не перекинулся ни словом со вчерашней ночи. Бывший учитель Палий поправлял на себе синюю штормовую куртку. Лем даже немного удивился, настолько не вязался образ попавшего под горячую руку правительства невиновного учителя с хмурым и собранным человеком в простой, но прочной одежде на каждый день. Мало кто одевается подобным образом. Хоть в Демиругии все основные товары были в дефиците, считалось дурным тоном одеваться так, как «все». В каждой семье женщины ночами сидели с иглами над одеждой, перекраивая ее во что-то чуть менее стандартное.

Поэтому почти военная одежда учителя обращала на себя некоторое внимание. Хасар ожидаемо облачился в нечто похожее. Впечатление, которое сложилось у подпольщика о нем еще там, в «Воронке», никуда не делось. Грубая ткань куртки была неопределенного темного цвета. Поверх нее потомственный кочевник накинул жилетку того же фасона с огромным количеством карманов всех форм и размеров. В отличие от остальных, Хасар имел при себе еще и плоский вещмешок оливкового цвета.

У Лема же остался только плащ да легкие ботинки, не годящиеся для погоды на улице. Его любимую шляпу, видимо, потеряли при аресте.

«Жаль, конечно, – подумал Лем, – редкая была».

Дверь в комнату вновь распахнулась от мощного толчка, и вчерашний провожатый вошел внутрь. Без лишних слов он жестом приказал всем выходить.

– Сейчас у вас будет десять минут на все водные процедуры. Начальству вы, завшивевшие, грязными не нужны, – отчеканил военный, запирая дверь в место их ночлега, – слева в конце коридора подмоетесь, справа – выход. Жду вас на улице и советую быть пунктуальными.

Недобро ухмыльнувшись, вояка развернулся в сторону выхода.

– Ну, банный день так банный день, молодые люди, – весело разбавил мрачную атмосферу Палий, – вперед и с песней.

Выйдя на улицу, Лем про себя отметил, что впервые за очень долгое время не вздрагивает от холода, он, наконец, был одет по погоде. По крайней мере, почти. Эти десять минут явно пошли на пользу всем троим. Лем провел рукой по непривычно гладкому подбородку, в последний раз он брился еще до задержания. Приятная свежесть бодрила и придавала небольшую уверенность, болезненный страх перед неизбежным улетучился в водосток вместе с пылью и грязью. Хасар вновь стянул длинные волосы, оказавшиеся чернее вороньего крыла, в хвост.