Денис Килесов - За Хребтом [publisher: SelfPub.ru]

«Только вот Палий, каким был, таким и остался, – отметил про себя подпольщик, – годы не уходят под струями горячего душа».

– Так все, вся шайка в сборе, – сказал очевидное военный, для пущего эффекта заглянув каждому в глаза, – теперь молча идите за мной, вас уже ждут.

– А роты сопровождающих не будет? – буркнул себе под нос Хасар.

– Я сказал молча, – рыкнул вояка, каким-то образом услышавший саркастичную реплику.

Потомственный кочевник лишь пожал плечами, нахмурился еще сильнее и первым пошел за сопровождающим.

Впервые за долгое время погода перестала нагнетать и без того невеселую атмосферу своими серыми тучами. С неба светило яркое солнце, всеми силами пытающееся раскрасить эту израненную землю яркими красками. И хоть ветер все так же нес с собой неприятные запахи гниющего древнего леса, других в Демиругии попросту не было, а распластанная по высушенной земле военная база не хотела отпускать своих пленников, в душе робко росла надежда на то, что самым неожиданным способом все непременно образуется. Лукавое солнце игриво заглядывало в глаза, приглашая присоединиться к радостному празднику, одному из последних в эту осень. У Лема возникло ощущение, что все вокруг – это неправда, что все это не с ним. Это страшная история, которую с каждым днем вспоминаешь все туманнее. А вот ясное небо, лучистое солнце и теперь уже не такой уж и сухой воздух – вот они по-настоящему. И сейчас можно будет доделать уроки, схватить на бегу осеннее пальто, съехать вниз по перилам и помчаться на пустырь гонять мяч со школьными друзьями.

Резкий оклик вырвал Лема из радужных фантазий, и он поспешил за остальными.

Когда все четверо вновь проходили мимо плаца, на нем уже вовсю шла строевая подготовка военнослужащих. Их провожатый остановился и указал на площадь.

– Посмотрите, может, отгонит ненужные мысли и… в общем, мы пришли рановато, так что наслаждайтесь моментом.

Огромное бетонное поле кишело солдатами, выполняющими разные упражнения. Мимо заключенных бодро промаршировал строй бритоголовых в одинаковой пятнистой форме. Чеканя шаг, они будто сливались воедино всем отделением. Движения резкие, отточенные и выверенные до миллиметра. Единый организм, будто механизм хронометра – холодный, точный, идеальный.

Солдат, идущий впереди построения, скомандовал: – Отделение, песню запевай!

И десять глоток мощным, единовременным рыком начали.

Зычные голоса хлестко горланили лающие слова песни, пробирая до дрожи. Лем с ужасом вслушивался в слова и смотрел в лица солдат, в стеклянных глазах которых застыла слепая вера.

– Кажется, им ничего не стоит убить за Демиругию? – вполголоса спросил Лем.

– Немного не так, Лем, – Хасар встал вполоборота к подпольщику и продолжил. – У нас за Родину не убивают. У нас за нее умирают. Равномерно, штабелями и с улыбкой на счастливых лицах. Ну, посмотри сам, разве они не счастливы?

На озверевших лицах трудно было различить отдельные эмоции. Скорее, это была смесь ослепляющей ярости, безрассудной решимости и животной преданности. Искаженные в приступе патриотизма гримасами злости солдаты скандировали агрессивные строки песни, и слова ее, в такт тяжелому стуку солдатских сапог, отбивали методичный ритм. Они отскакивали от холодного бетонного плаца в ясное небо, чтобы добраться до слуха врагов и напугать подлых предателей, называющих себя Республикой Кант. Не укрыться, не спастись никаким вооружением. Все доводы падут прахом перед непобедимой армией Демиругии, которая победным маршем пройдет через столицу Республики. Прошло одно отделение, за ним второе и третье, а за ними еще и еще. Солдаты шли нескончаемой зеленой пятнистой колонной, и из груди у них вырывалась одна и та же песня. Непонятно было лишь то, чего им хотелось больше – убить за свое Отечество или все-таки умереть.

– Что это за песня? – обратился Лем к их военному-проводнику.

– Гимн Вооруженных сил Демиругии, конечно же. Думал, гражданским его тоже преподают.

– Не слышал о таком.

– Ну что же, от преступника трудно ожидать чего-то другого, – презрительно скривился провожатый.

Лем промолчал, решив никак не отвечать заносчивому вояке. Он был не в том положении, лучше не провоцировать этих жертв военной пропаганды. Кто знает, на что еще распространяются их искусственные патриотические чувства.

– Все, довольно, – военный сверился с наручным хронометром, – теперь нам точно пора.

В этот ясный день Сурнай стоял перед дверью командного пункта за пять минут до назначенного времени. Наконец-то невыносимое ожидание подходит к концу, скоро его познакомят с гражданскими, с которыми он должен будет приступить к выполнению задания. Эти два дня, прошедшие после памятного разговора с неизвестным лейтенанту полковником, жизнь в воинской части текла по своему обычному распорядку. Он также гонял до седьмого пота свое отделение, не щадил себя на тренировках и горланил гимн ВС Демиругии наравне с остальными, но все-таки глубоко в душе порой накатывало необъяснимое волнение, когда голова была абсолютно свободна. Такое выпадало на ночь, и неожиданно для себя Сурнай отметил, что ему стало сложно уснуть. Воина, который не боялся выступить против сильнейших противников на ринге и поле боя, одолевал страх перед тем, что его ждет. Ох, если бы Устав имел какой-нибудь пункт, описывающий алгоритм действий на такой случай. Но спасительный свод правил был бессилен против туманной судьбы лейтенанта, который хоть и был верен Родине до зубного скрежета, но оказался перед ней виноват.

Язвительное солнце буравило своим пронзительным взглядом землю, отыгрываясь напоследок. Скоро понемногу начнет вступать в свои права зима с ее темными днями, и светило будто бы решило вылить как можно больше своей ослепляющей злобы на неподвижного лейтенанта, недовольно щурящегося и прикрывающего то один глаз, то другой. Рваные порывы ветра стегали по плотному камуфляжу, пытаясь пробраться через ткань военной формы, но не тут то было. Уж на что, а на армию Демиругия денег не жалела, форма сидела хорошо и защищала от всех неприятных внешних раздражителей. Была в меру легкой, не мокла в воде и позволяла телу бойца дышать. Она не спасала лишь от мерзкого солнца, мерцающего в небе мутным нарывом.