Бентли Литтл - Невидимки

В один из таких понедельников я нашёл коллективное фото, которое кто-то выронил около лифта. Это был большой снимок, на котором был запечатлён, по-видимому, отдел тестирования и сделан он был где-то в 1960-е. У мужчин были длинные бакенбарды и широкие галстуки, женщины были одеты либо в короткие юбки, либо в брючные костюмы. К своему удивлению, кое-кого я узнал. Я увидел длинноволосую молодую девушку, которая стала коротко стриженной пожилой женщиной, увидел спокойных мужчин, чьи лица со временем огрубели от того, что они постоянно хмурились. Это различие так сильно бросалось в глаза, было настолько очевидным, что создавалось впечатление, будто я смотрю фильм ужасов, где люди стареют за пару мгновений. Ещё никогда прежде я не сталкивался со столь сильным влиянием времени.

Это как Скрудж встречал Дух Будущего Рождества. В этом фото я видел своё настоящее и будущее среди зачерствевших лиц коллег.

Я вернулся к себе, шокированный немного сильнее, чем хотел бы сам признать. На столе я обнаружил стопку бумаги и записку от Стюарта со словами: «Проверь «Порядок утилизации». Срок: завтра, 8:00».

«8:00» было подчёркнуто.

Дважды.

Вздохнув, я принялся разбирать бумаги. Весь следующий час я провёл, читая записи и сверяя их с заметками, которые требовал вставить Стюарт. Я вёл записи, вносил черновые поправки к первоначальным документам, затем отнёс всё это к стенографистам. Я улыбнулся Лоис и Вирджинии, поздоровался, но они меня проигнорировали и я молча отправился к компьютерному терминалу.

Я включил компьютер, вставил дискету и уже было собрался напечатать первое предложение, как остановился. Не знаю, что на меня нашло, о чём я думал, но вместо обычного текста, я напечатал: «Сотрудник может быть утилизирован тремя способами: через повешение, с помощью удара током или путём введения смертельной инъекции».

Я перечитал написанное. В какое-то мгновение я чуть не стёр всё, что написал.

Чуть.

Сомневался я лишь секунду. Я прекрасно понимал, что если это кто-нибудь прочтёт, меня уволят, но именно этого мне и надо было. В конце концов, мои страдания закончатся. Тогда я смогу начать искать новую работу.

Но из своего опыта я совершенно точно знал, что никто это читать не станет. Те, кому я передавал свои работы вряд ли следовали написанным инструкциям, не говоря о том, чтобы их читать.

«Утилизированный за плохую работу сотрудник не может быть нанят обратно и должен быть четвертован согласно установленным правилам, — напечатал я. — В настоящем исправлении указывается, что сотрудник должен быть ликвидирован путём повешения».

Я ухмыльнулся и перечитал это предложение. Позади меня Вирджиния и Лоис обсуждали свою работу и просмотренные вчера сериалы. Часть меня беспокоилась, что кто-нибудь из них подойдёт ко мне, заглянет через плечо и прочтёт, что я написал, но скорее всего, нет, они, наверняка, уже забыли о моём существовании. «Отсутствие в течение трёх дней, не связанное с болезнью, наказывается уничтожением посредством электрического стула. Приговор должны приводить в исполнение начальники соответствующих отделов и подразделений».

Я ждал последствий за шалость с «Порядком утилизации», но они так и не наступили. Прошёл день. Второй. Третий. Неделя. Очевидно, Стюарт даже не думал читать обновление, хотя он как ужаленный настаивал на срочном его выполнении, будто это самое важно дело в мире.

На всякий случай, чтобы убедиться, я спросил его об этом, когда как-то утром случайно застал возле стола Хоуп.

— Всё в порядке, — ответил Стюарт.

Он его не читал.

Или… наоборот, читал.

Я ощутил знакомую тяжесть в животе. То, что я писал, оставалось анонимным, как и то, что я делал или говорил? Мои записи тоже были невидимыми? Я об этом раньше не задумывался, но такое вполне возможно. Более чем возможно.

Я вспомнил о тройке по английскому в аттестате.

В следующий раз, работая над инструкцией к ГеоКомму, я написал: «Если все поля заполнены верно, нажмите [Ввод], и вашу мамашу трахнут в зад. Ей это нравится».

Ни единого замечания.

Так как на меня продолжали не обращать внимания, я пошёл дальше и начал приходить на работу в джинсах, футболке и удобных кроссовках, вместо официального костюма и галстука. Мне не было сделано ни единого замечания, ни единого выговора. Каждое утро я стоял в лифте в толпе одинаковых чёрных костюмов и красных галстуков, одетый, как уличный оборванец и никто не сказал ни слова. На встречах со Стюартом и Бэнксом я появлялся в рваных «Ливайсах», грязных кроссовках и майках со старых рок-концертов, и никто этого не замечал.

В середине октября Стюарт отправился в недельный отпуск и оставил на моём столе задания и сроки их выполнения. Но его отсутствие означало, что, то редкое общение, которое я поддерживал с другими людьми, прекращалось на целую неделю. Пока его не было, я вообще ни с кем не разговаривал. И никто не разговаривал со мной. Я был совершенно невидимым.

Вечером в пятницу я вернулся с работы, и мне отчаянно захотелось поговорить хоть с кем-нибудь.

Только говорить было не с кем.

Я схватил старый журнал и в самом конце нашёл объявления секса по телефону, где женщины разговаривали с тобой о сексе за три доллара в минуту. Я набрал номер, желая поговорить хоть с кем-нибудь и услышать хоть что-нибудь в ответ.

Я попал на записанный голос.

Когда в понедельник я пришёл на работу, то за столом Дерека кто-то сидел.

Я буквально замер на месте, настолько я был удивлён. Это оказался парень моего возраста, может, чуть постарше с русой бородой и длинными волосами. Он был одет в стандартные черные/серые брюки, но его галстук был широким и очень ярких цветов, на нём были изображены туканы, стоявшие на ананасах. Увидев меня, он широко и искренне улыбнулся.

— Здорово, чувак, — сказал он.

Я кивнул, не зная, как реагировать.

— Я — Дэвид. — Он встал и протянул руку, я её пожал. — Меня сюда перевели из расчётного. А ты, наверное, Боб.

Я снова кивнул.

— Ты будешь выполнять работу Дерека? — тупо спросил я.

Он рассмеялся.

— Какую работу? Этой должности больше нет. Всё равно, осталось одно название. Они просто из жалости позволили мужику досидеть до пенсии.

— Мне всегда было интересно, чем он занимался.

— Не тебе одному. Как вы тут с ним?

Я неопределенно пожал плечами.

— Я не очень хорошо его знал. Я сам тут работаю всего несколько месяцев…

— Ой, да ладно. Он — тот ещё засранец.

Я вдруг улыбнулся.

— Ладно, — признался я. — Мы не были близкими друзьями.

— Хорошо. Ты мне уже нравишься.

Я прошёл за стол и сел. Мне полегчало. Прошло столько времени с последнего разговора хоть с кем-нибудь, что эта короткая беседа воодушевила меня, я был вдохновлен тем, что мой новый сосед по кабинету заметил меня.