Бентли Литтл - Невидимки

За неделю до этого я несколько раз пытался дозвониться родителям, мне хотелось, чтобы они позвали меня на День Благодарения, но, когда я звонил, дома никого не было. Они звали нас с Джейн отметить три Дня Благодарения подряд, но мы всегда отказывались, ссылаясь на занятия, работу, на что угодно. В этом году, когда я действительно хотел поехать, меня никто не позвал. Ничего удивительного, но всё равно, мне было немного неприятно. Я понимал, что родители не нарочно не пригласили меня — видимо, они решили, что у нас с Джейн свои планы — но никаких планов у меня не было, и я отчаянно хотел, чтобы они появились.

Я до сих пор не сообщил им о том, что расстался с Джейн. Я им даже не позвонил ни разу с тех пор. Я никогда не был близок с родителями и обсуждать с ними подобные темы мне было неприятно. Я знал, они просто завалят меня вопросами: как это произошло? Почему? Чья в этом вина? Собираемся ли мы всё исправить? Мне совершенно не хотелось говорить на эти темы. Пусть лучше они узнают об этом от кого-то другого.

Я думал соврать им и отправиться в Сан-Диего в одиночку, сказать, что Джейн в последний момент заболела и День Благодарения проведет со своей семьёй. Жалкое и никчёмное оправдание, но я был уверен, родители его примут. Они всегда были несколько легковерными.

Но врать мне не пришлось. Я мог бы, конечно, сам пригласить их. Мог просто утром в четверг явиться на порог их дома. Но мне почему-то не захотелось этого делать.

Поэтому я остался дома, валялся на диване и смотрел «Сумеречную зону». В качестве праздничного блюда у меня были макароны с сыром. Я впал в депрессию, ещё никогда прежде я не чувствовал себя столь одиноким и брошенным.

Понедельник я встречал чуть ли не с радостью.

Дэвид пришёл раньше меня, он сидел за своим столом и поедал нечто похожее на кекс. После четырёх дней практической полной изоляции, я был счастлив его видеть. Но в то же время, оглядывая стопки бумаг для работы, я чувствовал себя опустошённым, измотанным.

Дэвид мне нравился, но, блин, как же я ненавидел эту работу.

Я посмотрел на него.

— Какой-то ад, — сказал я.

Он доел кекс, смял картонную формочку и выбросил её в урну между столами.

— Я где-то читал, что ад наполнен всеми насекомыми, которых ты когда-либо убил: прихлопнутыми мухами, раздавленными пауками, замученными улитками. И ты должен ходить там. Туда-сюда. Голый. Туда-сюда. Вечно. — Дэвид ухмыльнулся. — Вот это — ад.

Я вздохнул.

— Что-то похожее, да.

Он пожал плечами.

— Чистилище ещё может быть. Но ад? Вряд ли.

Я взял ручку и посмотрел на инструкцию по ГеоКомму, которую я написал. Достало уже описывать эту систему. То, что когда-то казалось мне огромным шагом вперёд, повышением моей ответственности, теперь давило на горло. Я начал скучать по дням, когда задание каждый день было новым и отличалось от предыдущего. Может, тогда моя работа и была менее осмысленной, но она хотя бы не повторялась.

— Наверное, так и есть, — ответил я.

На часах четыре, и работники с гибким графиком направлялись к лифту, проходя мимо нашего кабинета. Дэвид откинулся в кресле и посмотрел на меня.

— Эй, что после работы делаешь? — спросил он.

Я понимал, к чему он вёл, и первым моим желанием было сказать, что не смогу с ним пойти, куда бы он ни собирался. Но я так давно никуда ни с кем не выбирался, что неожиданно для себя самого ответил:

— Ничего. А что?

— В Хантингтон Бич есть клуб. Там полно клёвых тёлок. Может, сходим?

Второй уровень. Приглашение.

Часть меня очень хотела согласиться, на какую-то секунду я решил, что, может, именно это решение изменит мою жизнь. Я пойду в клуб с Дэвидом, мы подружимся, он поможет познакомиться с женщинами, вся моя жизнь пойдёт по иному пути.

Однако истинная природа победила, я грустно улыбнулся и помотал головой.

— Жаль, но не смогу. Планы, — ответил я.

— Какие?

Я снова помотал головой.

— Не могу.

Дэвид посмотрел на меня и медленно кивнул.

— Понимаю.

После этого разговора мы с Дэвидом начали отдаляться друг от друга. Не знаю, чья в этом была вина, моя или его, но связь, державшаяся между нами, разорвалась. Разумеется, стало не так, как с Дереком. В смысле, мы по-прежнему общались и относились друг к другу дружелюбно. Только друзьями мы не были. Как будто мы вплотную подошли к дружбе, но решили откатиться назад и остаться просто приятелями.

Вернулась рутина. Она никуда не исчезала, но с появлением в кабинете Дэвида, я научился не обращать на неё внимания. Теперь же, когда я оказался на периферии жизни Дэвида, а он на окраине моей, эта рутина снова заняла центральное место моего пустого бесполезного существования.

Я был неинтересным человеком, занимающимся неинтересным делом и живущий неинтересной жизнью.

Я заметил, что и моя квартира не имела никаких отличительных черт. Почти вся мебель была новой, но совершенно обычной: не уродливой, не красивой, застрявшей где-то между пустотой и простотой. В некотором смысле, красота или уродливость были бы предпочтительнее. В конце концов, она могла бы стать отражением моей жизни. Как бы то ни было, фотография моей гостиной отлично смотрелась бы в мебельном каталоге. В моей обстановке была какая-то безыдейная, санитарная пустота выставочных образцов.

Кровать выглядела так, будто я украл её из придорожного мотеля.

Очевидно, приданием обстановке индивидуальности всегда занималась Джейн. И очевидно, всё исчезло вместе с ней.

Так, решил я. Я буду меняться. Я попытаюсь стать другим, оригинальным, уникальным. Даже если я стану напоказ выставлять шик обычной жизни, я больше никогда не вернусь в колею тихой посредственности. Я мог бы жить на широкую ногу, ярко одеваться, стать заметным. Если быть Невидимкой заложено в моей природе, то я пойду против этой природы и сделаю всё, чтобы меня заметили.

Все выходные я ходил по мебельным магазинам, выбирал диван, кровать, столы, лампы. Я не задумывался о единообразии, выбирал товары самого безумного стиля. Я запихал покупки в багажник, привязал к крыше, привёз домой и расставил там, где они не должны стоять: кровать на кухне, диван в спальне. Это ведь не обычно, не просто, не серо. Не заметить этого невозможно. Я довольный ходил по квартире, восхищаясь новой обстановкой.

Я сходил в магазин «Маршалс» и обновил гардероб. Купил широкие рубашки и штаны самых экстравагантных фасонов.

Сходил в парикмахерскую и выбрил себе ирокез.

Я смог. Я изменился. Я переделал сам себя. Я стал новым.

А в понедельник на работе, никто на это не обратил ни малейшего внимания.

Я шел с парковки к лифту, чувствуя себя каким-то клоуном. Над гладко выбритой головой высился ирокез, я был одет в широченные красные брюки, ярко-зеленую рубашку и розовый галстук. Но на меня никто даже не взглянул. Когда я вышел из лифта на пятом этаже и столкнулся с двумя секретарями, те даже не прервали разговор. На меня вообще никто не обратил внимания.