Бентли Литтл - Невидимки

Даже Дэвид ничего не заметил. Когда я вошел в кабинет, он сказал «привет», доел кекс и принялся за работу.

Что бы я ни делал, я оставался Невидимкой.

Я сел за стол, разочарованный и подавленный, чувствуя себя во всём этом наряде конченным дебилом. Что со мной такое? Почему я стал Невидимкой? Что со мной не так? Я коснулся ладонью ирокеза на голове, будто проверял, настоящий ли я. Рука коснулась жёстких лакированных волос.

Что я такое?

Вот в чём вопрос.

И на него у меня, конечно же, не было ответа.

Неделя ползла еле-еле, секунды казались часами, часы были похожи на дни, а дни тянулись просто бесконечно. Дэвид отсутствовал всю вторую половину недели, и к пятнице я настолько вымотался от того, что меня все игнорировали, что готов уже был напасть на кого-нибудь из секретарей, лишь бы доказать самому себе и всем остальным, что я по-прежнему существую.

По пути домой я превышал скорость, ехал как сумасшедший, но обратить на себя внимание попутчиков так и не сумел.

Кричащие цвета интерьера навевали на меня ещё большую депрессию. Я посмотрел на картину пера одного из участников «Монстр ростер» [6] Группа американских художников-имажинистов. , косо висевшую над креслом. Мне как-то удалось привнести в общую безвкусицу элемент элегантности.

Я снял галстук и уселся в кресло. Я чувствовал себя опустошённым. Впереди меня ждали выходные, два дня, за которые я сполна мог насладиться полной анонимностью. Я задумался, чем бы мне заняться, куда сходить, где я бы не чувствовал бессмысленность собственного существования.

На ум пришли родители. Я мог бы навестить их. Мама меня точно забыть не могла, да и для отца я не был пустым местом. Я мог бы не обсуждать с ними своё положение, а просто побыть с ними, как с людьми, которые обращали на меня внимание.

После Дня Благодарения я не пытался до них дозвониться. Я был раздражён тем, что они забыли обо мне и хотел, таким образом, их наказать. Однако приближалось Рождество, и я очень хотел, чтобы родители подсказали мне, чего бы им хотелось в подарок.

Я решил, что поездка к ним будет таким же хорошим извинением, как телефонный звонок.

Я подошёл к телефону, снял трубку и набрал номер. Занято. Я сбросил звонок и набрал снова. Мы с родителями не были очень близки. Мы не вели задушевных разговоров, мы по многим параметрам друг другу даже не нравились. Но мы любили друг друга. К кому ещё обращаться в час нужды, как не к родным?

Всё ещё занято. Я повесил трубку. У меня созрел план. Я просто приеду и появлюсь у них на пороге накануне ужина.

Обычные люди не совершали спонтанных поступков.

Я взял с собой зубную щётку, смену одежды и уже через 10 минут направлялся в сторону Сан-Диего.

Я планировал свернуть с Сан-Хуан Капистрано, проехать Оушенсайд, затем Дель Мар и позвонить ещё раз. Теперь, когда я об этом задумался, то решил, что мой внезапный визит родителям явно не понравится. Но я собрал волю в кулак и остался на шоссе.

В районе 9 часов я подъехал к дому родителей. Нашему дому. Со времен моего детства тут почти ничего не изменилось и это вселяло уверенность. Я вышел из машины и по бетонированной дорожке прошёл на крыльцо. Несмотря на то, что я был тут всего год назад, казалось, прошла целая вечность. Как будто я возвращался домой после очень долгого отсутствия. Я ступил на крыльцо, постучал в дверь и позвонил в звонок.

Дверь мне открыл незнакомый мужчина.

От неожиданности я вздрогнул.

Из-за спины незнакомца послышался такой же незнакомый женский голос:

— Кто там, дорогой?

— Не знаю! — ответил мужчина. Он был толст, небрит, одет в обвислые штаны и футболку без рукавов. Он посмотрел на меня.

— Да?

Я прочистил горло. В животе заурчало.

— Мои родители здесь? — поинтересовался я.

Мужчина нахмурился.

— Что?

— Я приехал к родителям. Они живут здесь. Я — Боб Джонс.

Мужчина выглядел озадаченным.

— Не понимаю, о чём вы говорите. Здесь живу я.

— Это дом моих родителей.

— Может, вы улицей ошиблись.

— Таз! — позвала женщина.

— Минуточку! — отозвался мужчина.

— Не ошибался я улицей. Это дом моих родителей. Я в нём родился. Родители прожили тут почти 30 лет!

— Теперь тут живу я. Как, говорите, зовут ваших родителей?

— Мартин и Элла Джонс.

— Никогда о них не слышал.

— Этот дом принадлежит им!

— Я снимаю его у мистера Санчеса. Он — владелец. Поговорите с ним.

Сердце бешено колотилось в груди. Несмотря на вечернюю прохладу, я весь вспотел. Я пытался сохранять спокойствие, пытался убедить себя, что происходящему должно быть рациональное объяснение, что возникло недопонимание, но я знал, что всё это не так. Я сглотнул, стараясь не показывать страх.

— Дайте, пожалуйста, адрес или номер телефона мистера Санчеса.

Мужчина кивнул.

— Конечно. — Он развернулся и пошёл было внутрь, как остановился и произнес: — Не думаю, что мистер Санчес обрадуется, если узнает, что я передаю его личные данные.

— Дайте рабочий. У вас есть его рабочий номер?

— Да, конечно. Секундочку.

Мужчина скрылся в доме — нашем доме — чтобы найти листок бумаги и ручку, но я вдруг понял, что наличие номера телефона ничего мне не даст. Уже вечер пятницы. Мне придётся ждать минимум до утра понедельника. Я повернулся и посмотрел на соседний дом. На его крыльце висела дощечка, на которой было выжжено: «Кроуфорды». Кроуфорды! Как же я сразу не догадался! Мистер и миссис Кроуфорд жили рядом с нами много лет и они точно должны знать, что произошло. Они должны знать, куда делись мои родители и почему в их доме живут какие-то незнакомые люди.

Я не стал дожидаться возвращения мужчины, спустился с крыльца и пошёл к дому Кроуфордов.

— Эй! — крикнул позади мужчина. До меня донёсся голос его жены.

Я перешагнул через низкий заборчик, отделявший наш двор от соседского, поднялся на крыльцо и позвонил в звонок. Спустя мгновение, за дверью появилась миссис Кроуфорд. Я испугался, что её смутит ирокез у меня на голове и постарался принять наиболее благожелательный вид, но она открыла дверь и удивлённо спросила:

— Да?

— Миссис Кроуфорд! Как я рад, что вы ещё здесь живёте! В нашем доме живёт какой-то мужик, который говорит, что никогда о нас не слышал.

В её глазах появился страх. Она медленно прикрыла дверь с внутренней стороны, оставив небольшую щель.

— Вы кто такой? — Её голос звучал старше, чем я помнил, слабее.

— Я Боб.

— Какой Боб?

— Боб Джонс. Вы меня не помните? — По её глазам я понял, что она меня вообще не знала. — Я сын Мартина и Эллы!

— У Мартина и Эллы не было сыновей.

— Вы нянчились со мной.

Она начала закрывать дверь.

— Простите…

Я был настолько шокирован, что мне захотелось на неё наорать, но я постарался сохранять спокойствие.