Иван Охлобыстин - Улисс [litres]

Часы сами влияли на него, принуждая просыпаться на рассвете, чтобы повернуть к восходящему солнцу циферблат с солнечной батареей. Он часами собирал свет солнца! Метафорически, разумеется.

Когда он оказывался перед выбором: возиться с часами в мастерской или пить пиво с друзьями – часы выбирал он чаще. Нет, само собой, друзей и пиво он очень любил. Всегда был им верен, всегда приходил им на помощь, как и они к нему. Но все это больше напоминало плановую войсковую операцию, а не частную жизнь. Даже милая, преданная ему всецело Ольга была персонажем батальной сцены; чем-то полагающимся по сценарию, неизбежным. И только с появлением Елизаветы этот сценарий изменился. Он не превратился в более спокойный и комфортный. Он стал осмысленным.

Калугин-младший осторожно извлек из ящика часы и поставил на стол.

– Ну что, послушаем?

– Ты еще сам не слушал? – удивилась и опять сбилась на «ты» гостья.

– Как-то не решился. Волнительный момент! – признался Павел и щелкнул каким-то рычагом на корпусе часов.

Механизм ожил. Едва заметно дрогнул полукруглый маятник, пристроенный к ободу циферблата. Закружилась паутина мерцающих матовым металлом шестеренок. Раздался первый звук. Потом еще один. И наконец родилась мелодия. Очень знакомая мелодия. Словно песня, услышанная в детстве и на долгие годы забытая.

…Эта же песня разбудила далекой осенью 1720 года Лоренцо. Выгружая благовония для герцога, прибывшие утром в марсельский порт на корабле с Востока, Лоренцо ужасно устал и, как только выдалась свободная минута, заперся в своем кабинете и лег на несколько часов отдохнуть. «Где я слышал эту песню?» – подумалось ему в полузабытьи.

Внизу раздался шум. Кто-то колотил во входную дверь.

Мастер накинул на плечи сюртук, вышел из кабинета, спустился по деревянной винтовой лестнице на первый этаж мастерской и подошел к двери. На пороге стояла бледная, всклокоченная Элиз.

– Чума! – крикнула она.

Через несколько часов вместе с ней и двумя дочками Лоренцо поспешно покинул город, прихватив с собой только самое необходимое. Они надеялись за несколько дней уйти как можно дальше вглубь страны. Поселиться в какой-нибудь отдаленной деревне и переждать Божью Кару, павшую на грешный Марсель.

Первый привал они сделали, когда пришли сумерки. Лоренцо набрал хвороста и сложил посреди лесной поляны костер, а его любимая жена быстро набрала из ручья воды и в прихваченном из дома котелке принялась кипятить воду для чечевичной похлебки. Дочки устали до такой степени, что сразу уснули на расстеленном неподалеку от костра шерстяном плаще отца.

Элиз сняла с шеи теплый платок и укрыла девочек. В какое-то мгновение отблеск костра озарил ее, и Лоренцо увидел за ухом любимой красное пятно. Он не стал ей ничего говорить и тайком от нее осмотрел детей. У всех появились эти пятна. Лоренцо ощупал свою шею, посмотрелся в натертую до блеска фляжку, но ничего не нашел.

– Что ты там делаешь?! Иди есть, – позвала его Элиз.

– Иду, иду, только нож возьму, – тихо отозвался он.

Ночью, укрывшись куском мешковины, Лоренцо крепко прижал Элизу к себе и поцеловал в шею.

– Что с тобой?! – смутилась добрая женщина.

– Я люблю тебя и никогда с тобой не расстанусь, – шепнул он.

– А если меня кто-нибудь похитит? – улыбнулась растроганная лаской Элиз.

– Я найду тебя! Где угодно найду! Чего бы мне это ни стоило! – еще раз поцеловал жену Лоренцо.

С первыми лучами солнца Лоренцо проснулся один. Жена и дети спали вечным сном. «Черная чума» не убила его. Всех убила, а его нет.

Он поднял глаза к небу. Равнодушному, свинцовому своду, откуда никогда и никто из всех, кого знал Лоренцо, не слышал пения ангелов.

– Будь ты проклят! – прошептали губы осиротевшего.

…Когда отзвучала последняя нота, Елизавета глубоко вздохнула и призналась:

– До мурашек!

– Да, – поддержал ее Павел, – бесконечно красиво! Я представил себе костер…

– Я тоже – костер! – удивилась Бородина. – Костер и лежащих у него людей.

– Мужчину и женщину? И детей? – спросил заинтригованный таким совпадением Калугин.

– И детей, – подтвердила гостья.

– Удивительное свойство – вызывать схожие до мелочей ассоциации. Недаром Лоренцо Бьёли обвиняли в занятиях магией.

– Да уж! Загадочно! Но, – снова поднялась с места Елизавета, – я все-таки пойду. Вы меня проводите?

– Конечно, конечно! – галантно ответил хозяин и распахнул перед гостьей дверь.

Вернувшись, Павел еще некоторое время осоловело глазел на возрожденный механизм, потом, не раздеваясь, повалился на диван, протянул руку к выключателю на стене и погасил свет.

На заре его разбудили звуки музыки, доносящиеся с кухни. Он безошибочно узнал музыку опостылевшего Андре Кардинала. Павел осторожно спустился с кровати, тихо подошел к двери и выглянул в коридор, ведущий на кухню. Отец шел ему навстречу со сковородкой в руках.

– Папа?! – растерялся Калугин-младший.

– Яичницу будешь? – вопросом на вопрос ответил ему Сергей Анатольевич.

– Папа, ты же умер! – глупо воскликнул сын.

– Тебя что-то не устраивает? – усмехнулся отец и предложил еще раз: – Завтракать будешь?

Павел окончательно запутался в нахлынувших на него чувствах и не нашел ничего лучшего, как растерянно согласиться:

– Буду!

– Очень хорошо! – одобрил его выбор Сергей Анатольевич. – Ты сначала поешь, а потом я тебе все объясню.

И он пошел обратно на кухню.

– Ты что, скрываешься от кого-то? Ты имитировал свою смерть? – следуя за внезапно воскресшим родителем, не сдержал своего интереса Паша.

– Садись! – показал на стол отец и поставил перед сыном тарелку с яичницей. – Ты ешь, а я расскажу. Ты часы заводил?

– Какие часы? – не сразу понял Павел.

– Те самые часы! «Улисс», – уточнил Сергей Анатольевич.

– Так это ты их до меня собирал?! – неожиданно осенило сына.

– Я, – кивнул отец и настойчивей повторил: – Ты часы заводил?

– Да. Вчера вечером, – подтвердил Павел и огляделся по сторонам: – Кстати, где они?

– Я их спрятал.

– Зачем?

– Не хочу еще раз их услышать, – признался папа и добавил: – Не хочу возвращаться.

– Куда возвращаться? – не понял сын.

– В вашу жизнь, – пояснил Сергей Анатольевич. – Ты, Паша, сейчас не совсем дома. Как бы странно это ни звучало. Здесь другая жизнь. Другая реальность. Здесь твоя мама жива.

– То есть как жива? – не поверил Калугин-младший.

– А вот так, – вздохнул отец. – Здесь в аварии погиб ты, а мама выжила!

– Значит, я умер. Меня нет? – еще больше растерялся Павел.

– Точно, мама есть, а тебя нет. В этой жизни нет, – снова подтвердил Сергей Анатольевич.

– Да что это за такая «эта жизнь»?! – воскликнул сын.

– Я не знаю, – честно ответил отец. – Но жизнь и в самом деле другая. Я когда-то тоже собрал эти часы, прослушал музыку, лег спать, а наутро проснулся рядом с твоей мамой. Живой. Думал: снится. Потом понял, что это реальность. Альтернативная. Меня очень выручило то, что я много лет всякого общества сторонился. Так что никто ничего не заметил. Даже твоя мама.