Иван Охлобыстин - Улисс [litres]

– Каких подозрений? – с опаской огляделась по сторонам Елизавета.

– Пока не могу объяснить, – признался Павел.

Когда Лилия Ивановна, славившаяся на всю округу своей разговорчивостью, поравнялась с ними, то, разумеется, незамедлительно начала беседу.

– Елизавета Владимировна, пора магнитные ключи от калитки менять, иначе еще две недели ждать придется, – сказала она Бородиной и тут же переключила свое внимание на ее спутника: – А вы у кого гостите?

– Я племянник Сергея Анатольевича, – с готовностью ответил тот, стараясь максимально ускорить шаг.

– Мне он про племянника ничего не говорил, – подозрительно осмотрела его с ног до головы сторожиха, но, к счастью, ее внимание тут же привлекла прическа Елизаветы: – Да ты постриглась, мать, что ли?

– Нет, – машинально отказалась та. – Я, конечно, мать. Но не стриглась.

– Ой, да будешь мне говорить еще! – хмыкнула Лилия Ивановна. – Я же не слепая. Вчера волос до груди было, а сейчас и до шеи не достают!

– Нет-нет, вы ошибаетесь, – продолжала настаивать Елизавета. – Я не стриглась!

– Ну конечно! Борщевика надышалась! – даже немного обиделась сторожиха и кивнула грустному юноше: – Конечно, куда нам до звезд эстрады! К вам на радиорынок они тоже не часто ходят!

– Каких звезд? – не поняла Бородина.

Калугин решил, что пришло самое время ему вмешаться.

– Елизавета Владимировна, нужно быстрее, нотариус ждать не будет, – потянул он спутницу за рукав.

– Какой нотариус? – продолжила изумляться она.

Но Калугин не стал отвечать, только ускорил шаг.

– Вы что, издеваетесь все? Нотариус, звезды эстрады? Что за ересь? – возмущалась Елизавета, догнав его уже у самого поворота к дому Калугиных.

– Что вы! Никто над вами не издевается, – успокоил ее Павел, все еще чувствуя затылком прикованный к ним взгляд сторожихи, оставшейся позади. – Я же просил ни с кем не общаться, пока папа не введет вас в курс дела. Дело в том, что, Елизавета Владимировна, вы – оперная певица с мировым именем.

– Каким образом? Что это значит? – уже начала злиться Елизавета.

– Это значит, что вы не совсем та, кем себя считаете! – раздался знакомый голос Сергея Анатольевича Калугина.

Перед ними, у калитки дома, стоял именно он, собственной персоной.

– Сергей Анатольевич! – испуганно воскликнула женщина. – Вы не утонули?

– Нет, Лизонька, – ласково улыбнулся он и сентиментально добавил: – Интересно, а ты помнишь, что когда-то Пашка тебе портфель носил?

Потребовалось около часа проникновенного рассказа, чтобы появился хотя бы какой-то намек на ясность всего происходящего вокруг. Сергей Анатольевич с разъяснениями не спешил, мудро распределяя, какая информация может быть воспринята сразу, а для какой требовалось определенное время на усвоение. Тем более что в сухом остатке ни о какой ясности в происходящем речи и быть не могло – только постараться принять произошедшее с минимальным ущербом для психики.

В конце концов, обессилившие от переизбытка новой информации, Павел и Елизавета поднялись с кресел и вышли во двор, чтобы подышать свежим воздухом и придумать какой-то план действий.

– Я не знаю, что с этим делать! – вздохнула Лиза, присаживаясь на пенек у костровища в центре двора. – Скорее забирайте эти чертовы часы, скорее давайте слушать эту музыку – и назад. У меня там дети. А здесь, как я понимаю, у меня никого нет. Я какая-то там дива. Это при том, что я и петь-то не умею! В детстве ходила в хоровую студию, но сами понимаете – этого недостаточно. Ваш папа сказал, что через три дня у меня партия Тоски в Большом. Вот уж посмеемся!

– Вы ладно. Меня-то здесь вообще нет. Я погиб в автомобильной катастрофе сорок два года назад. Я призрак! – поддержал ее печальные размышления Павел.

– Так понимаю, что надо сначала музыку послушать, потом уснуть, и все вернется на свои места? – еще раз уточнила Елизавета. – Давайте-ка полетели назад.

Неожиданно у нее зазвонил телефон.

– Слушаю вас! – с опаской приложила трубку к уху Елизавета.

Некоторое время она внимательно слушала, потом дважды, явно невпопад, произнесла что-то утвердительное и наконец убрала мобильный в карман.

– Звонил Денис, – сообщила она, все еще находясь в какой-то прострации от услышанного. – Это мой персональный менеджер в банке. Так я поняла. Так вот: этот Денис успокоил меня и сказал, что гонорар за выступление в Вероне пришел, и теперь у меня триста шестьдесят пять миллионов на депозите…

– Верона – это круто! – констатировал Павел. – В Вероне Челентано последний концерт давал.

– А нельзя как-нибудь из «этой» жизни в «ту» деньги перевести? У нас с Колей ипотека. Еще четыреста тысяч нужно, чтобы закрыть, – робко поинтересовалась женщина.

– Кто такой Коля? – спросил Павел.

– Муж мой – Коля, Николай, я же говорила вам, – напомнила Елизавета.

– Боюсь прогнозировать, но вряд ли можно, – после недолгого раздумья ответил Калугин.

– Да и фиг с ними! – весело очнулась от сна Бородина. – Идите к папе и берите часы.

К дому подъехал автомобиль, дверь распахнулась – и из недр показался не кто иной, как… Андрей Васильевич. Нисколько не обращая внимания на стоявших тут же Павла и Елизавету, он крикнул:

– Сергей Анатольевич! Сергей Анатольевич! Документы сами не подпишутся. Поехали.

– Иду, иду! – раздался голос Калугина-старшего.

Он вышел на крыльцо в отутюженном костюме и начищенных до блеска ботинках.

– Ребята! – обратился он к изумленному сыну и его спутнице. – Мне срочно нужно в город. Книгу мою издали на прошлой неделе. Сегодня у меня встреча в Академии наук. Сидите пока здесь. Я к полуночи вернусь.

– Папа, а где часы? – попробовал влиться в происходящие события Павел.

– Часы у Заведиморе. В сарае. Но он только завтра на дачу собирался, – ответил отец и сел в машину к Мокрецову. – Сидите, никуда не суйтесь, от греха подальше. Приеду – разберемся. Продукты в холодильнике. К телефону подходить не советую.

Автомобиль Мокрецова взревел и унес его прочь с глаз растерянных гостей.

– По ходу, мы застряли, – констатировала Елизавета.

Мимо них по дорожке прокатились три велосипеда с громко вопящими детьми.

– Наверное, разумно действительно ждать его в доме, – предложила Елизавета.

– Да, разумно, – согласился с ней Павел.

Войдя в дом, Елизавета какое-то время бессмысленно побродила по закуткам, как ей показалось, бесконечного пространства. Видимо, отчаявшись найти какой-то самостоятельный выход из сложившейся ситуации, она вернулась в гостиную, села на продавленный диван и после продолжительной паузы обратилась к Павлу, столь же бессмысленно рассматривающему корешки книг на полке:

– А если мы не вернемся?