Дэвид Вонг - В финале Джон умрет [издание 2019 г.]

С ударением на слово «мне».

– Да. Спасибо.

Дрейк ушел, впустив морозный ветер в прихожую и хлопнув дверью. Наступило особое неловкое молчание. Обычно оно возникает, когда остаешься один на один с человеком, для которого когда-то придумал смешное прозвище. Видите ли, морские огурцы извергают свои внутренности, чтобы отвлечь хищника. А когда Эми в третий раз обблевала чью-то парту, мы… Гм, кажется, об этом я уже рассказывал. Не важно.

Девушка забарабанила пальцами по столу, одновременно изучая царапины на его поверхности. Мой взгляд прыгал по кухне: календарь на холодильнике (обезьяны в костюмах викторианской эпохи) – обрубок руки Эми – спящая на полу собака, которую, похоже, не интересует ни собственное воскрешение, ни возвращение хозяина – пакет пластиковых стаканчиков – снова искалеченная рука Эми. Почему Джон так долго копается?

– Какое зрелище было самым жутким в твоей жизни? – спросила Эми, подавшись вперед.

– На днях я заглянул в «Бочку сухарей», – ответил я, подумав, – и через два столика от меня сидели четыре старухи в больших красных шляпах и фиолетовых пальто. Я все смотрел на них, а они пили кофе, но ничего не ели. И вот, я встаю из-за стола и собираюсь уходить…

– Ты ужинал один?

– Да. Ну вот, я встаю, расплачиваюсь и по дороге к выходу вижу другую группу женщин в красных шляпах. И в фиолетовых куртках.

– Странная история… – Эми, немного поразмыслив, заговорщически прошептала: – Знаешь, что такое «самовозгорание»?

– Ага.

– Недавно моя подруга Дана пошла за продуктами, и в магазине ее глаз типа загорелся. Сам по себе. Только один глаз. Ну, она завопила, стала носиться туда-сюда. А потом приехала полиция, и Дану арестовали.

– Арестовали? За что?

– За незаконное владение огненным взглядом.

В комнате повисло тяжелое молчание. Эмми улыбалась, невероятно довольная собой.

– Представляешь, на Ближнем Востоке за такую историю женщину могут приговорить к публичной порке!

На кухню ворвался Джон. В руках он держал пластиковую бутылку, в которой когда-то было средство для мытья посуды, а сейчас находилась густая прозрачная жидкость, похожая на гель для волос. Впрочем, если бы вы попробовали использовать ее как гель для волос, то навсегда лишились бы шансов спутать с гелем для волос что-либо еще.

Режим допроса.

– Так, – начал я. – Ты понимала, что здесь творится неладное, что тебя преследует какое-то существо. И именно поэтому поставила в комнате камеры – чтобы заснять его.

– Такое происходило и раньше, – призналась Эми после продолжительной паузы.

– Выпадало время?

Она кивнула.

– Раз пять. Началось, вроде бы, недели две назад, но кто знает, да? Сначала незначительные происшествия: я хочу набрать воду в ванную – раз! – и вода уже льется на пол. За две секунды ванна наполнилась. Или, к примеру, однажды я проснулась в другой комнате. А то внезапно оказалась в постели, в рубашке, надетой задом наперед. Только что смотрю телевизор, а секундой позже лежу в кровати.

– И в процессе ты ничего не видела? – спросил Джон.

– Нет.

– А что это, по-твоему? НЛО?

– Надо полагать, лунатизм, затемнение сознания. Наверное, это связано с лекарством, которое я принимаю.

Меня тошнит от твоего вранья, мразь!

– Джон? – произнес я.

Он достал с сушилки блюдце, выдавил на него из бутылки немного жидкости, нашел на кухонном столе ложку.

– Представь себе какой-нибудь физический объект, – обратился Джон к Эми.

– Какой?

– Любой.

Честное слово, она улыбнулась, – ей весело, она готова нам подыграть. Эми откинула волосы со лба (я с прискорбием отметил, что ее челка именно той длины, чтобы падать прямо на глаза) и сосредоточенно прищурилась, отчего стала выглядеть почти комично. Гель в блюдце забурлил и начал подниматься, словно воск в лавовой лампе. Добравшись до поверхности, он растекся во все стороны, в результате чего стал похож на гриб. Секунду спустя он приобрел форму дерева шести дюймов высоты, словно одна из тех хрустальных фигурок, которые стоят на полках в домах стариков.

– Как… – удивленно спросила Эми.

– Понятия не имеем, – пожал плечами я. – Какой-то парень прислал мне это по почте. Мол, о работает в нефтяной компании, а эта штука прилипла к буру на глубине примерно тысячу футов. Сначала решили, что потекла и сгустилась смазка… но потом эта штука одного из них убила.

Дерево таяло, превращаясь в лужицу геля. Джон поднес к нему ложку.

Гель обрел кроваво-красный цвет; его форма изменилась, а в центре возникло отверстие, по краям которого выросли шипы. Зубы.

– О-о, тебе не по вкусу?.. – поддразнил Джон. – Я видел гель, который мог вырасти в два раза больше. Если ты такой крутой, найди себе работу, слюн…

Что-то звякнуло; ложка превратилась в расплывчатое пятно – и от нее осталась только половина. Остальное оказалось в челюстях гелевого существа, которое крутило и грызло металл, словно собака – кость. Загрохотал опрокинутый стул, и Эми вскочила, обхватив руками живот.

– Погоди, – сказал Джон. – Через секунду он успокоится.

Гель изменил цвет с алого на розовый, затем снова стал прозрачным и, в конце концов, превратился в лужицу, в которой плавал деформированный фрагмент ложки.

– У нас дома полно такой хрени, – заметил я. – Почти все, что о нас пишут, – правда. Такая у нас работа. От мерзости, которую мы видели, тебе кошмары будут сниться. Эми, что бы ты нам ни рассказала, мы не будем считать тебя сумасшедшей. Но нам нужно знать все, иначе мы не сможем тебе помочь. Хочешь, чтобы мы тебе помогли? Происходит что-то жуткое, что-то очень жуткое.

Эми смахнула волосы с глаз и кивнула.

– Ладно.

– Рассказывай.

– Подвал, – сказала она.

Дверь в подвал была спрятана за стеллажом: не за навороченной панелью, которая отодвигается, открывая тайный проход, если снять книгу с полки, как в фильмах про Бэтмена, а за обычным старым книжным шкафом. Кто-то поставил его перед хлипкой дверью, чтобы ее не открыли посторонние – или худенькая девочка, которой не хватит сил отодвинуть книжный шкаф. Мы с Джоном с трудом сдвинули его, а ведь там даже книг почти не было.

Эми толкнула дверь, пошарила в темноте и нашла шнурок-выключатель – когда-то белый, а теперь грязно-коричневый, – включавший свисавшую с потолка лампочку.

Паутина.

Голые кирпичные стены.

Запах целой стаи мокрых собак.

Мы начали спускаться по скрипучей лестнице. Примерно на полпути мне пришло в голову, что мы позволили девочке идти вперед, совершенно негеройский поступок.

Тогда я сделал то, что навсегда изменило мою жизнь, – мягко отстранил Эми и встал между ней и тьмой.

Внизу царил холод. Слева от меня во мраке плавали маленькие прямоугольники – окна полуподвального этажа, похороненные под снегом.