Дэвид Вонг - В финале Джон умрет [издание 2019 г.]

Хммм… интересно, она заметит, если я внезапно сменю тему?

– Ну а я завел привычку приносить в школу нож – не крутой тесак, не выкидуху, а крошечный нож-брелок с двухдюймовым лезвием. Другого у меня не было. И вот я достаю свой нож, подбегаю к Билли и режу его – делаю крошечный разрез на спине. Лезвие далеко не вошло, но Билли решил, что умер, и упал. Скамейка, пол – все в крови. Я сел ему на грудь и начал тыкать ему ножом в лицо. Лезвие отскакивало от лобной кости, текла кровь…

Я напряженно думал о том, как бы приукрасить следующую часть рассказа, однако в голову ничего не приходило. Интересно, когда открывается пончиковая.

Паузу прервала Эми.

– Что они с тобой сделали?

– Скажем так: я никогда, никогда тебе об этом не расскажу.

Она молчала. Значит, либо ей совершенно незнакомо это чувство, либо знакомо очень хорошо. Я продолжил.

– В итоге я…

вырезал ему глаза…

– …сильно его поранил, и он потерял зрение. То есть совсем ослеп. Меня обвинили в нападении при отягчающих обстоятельствах. Школьное начальство собиралось исключить меня навсегда, но мой папа – приемный отец – он адвокат, знаешь ли, несколько раз встречался с преподавателями и прокурором, и в конце концов меня заставили пройти обследование у психиатра. Уже тогда я понимал, что это – способ меня отмазать. Впоследствии можно было утверждать, что школа должна была защитить Билли от меня , что мне вовремя не поставили диагноз и так далее. Я ходил к психологу: рассказывал о маме, смотрел на чернильные пятна, играл в ролевые игры с марионетками и рисовал, как я представляю себе свое место в этом мире…

– …и мне было ясно, что все это жульничество, уловки адвоката, но я снова и снова вспоминал, как отворачивается тренер Уилсон, и думал: «А пошли они!» Прокурор, крутой еврей-бородач, решил не предъявлять мне обвинение: мол, когда пятеро на одного, случается всякое. Сказал, что не хочет, чтобы меня сожрала система правосудия. Школьному начальству пригрозили иском, оно дало делу об исключении задний ход, и – та-та-та-та! – выпускной год я провел в «Пайн-Вью».

На ветровое стекло упал кристаллик. Одинокая снежинка. Чуть поодаль опустилась еще одна.

– Так вот, четыре месяца спустя Билли привык жить без глаз, распрощался со спортом и вождением машины, примирился с мыслью о том, что уже никогда не узнает, на что похожа еда на тарелке, никогда не заметит муху, попавшую в суп. И разом выпил все свои болеутоляющие таблетки – демерол, кажется. На следующий день его нашли мертвым.

Молчание.

– Ну, что из этого ты уже знала? – спросил я.

– Почти все. Доходили какие-то жуткие слухи, будто ты проник к нему в комнату и отравил его крысиным ядом. Полный бред.

– Точно, точно.

Кстати, слух распустил я.

– Наверное, тебе было очень тяжело, когда ты узнал про Билли.

– Ага.

Не-а.

Последовала самая долгая и напряженная пауза в моей жизни. Если честно, Билли я не жалел. Он подразнил собаку, и она откусила ему пальцы. К черту его. К черту всех. И ты, Эми, иди к черту – за то, что каким-то образом заставила меня рассказать тебе все это. Ну да, конечно, Ваша честь, я раскаиваюсь. Много лет назад, в тот день, когда дети устроили стрельбу в школе в Колорадо, я сокрушенно мотал головой, приговаривая: трагедия, страшная трагедия. А про себя мечтал увидеть лица тех качков, когда на них наставили пушки. Так что да, насколько мне известно, я, как и любой другой нормальный человек, жалел Билли. И этой версии я буду придерживаться всегда. Всегда.

– И все же, – начала Эми, – кто знает, что бы он сделал с кем-нибудь другим, если бы ты не…

– Эми, я соврал: мне его не жаль. Узнав о его смерти, я вообще ничего не почувствовал. Думал, почувствую, а оказалось – нет. Просто я из тех, у кого не возникает чувство вины. Именно это я и пытаюсь объяснить. Эти твари, эта ходячая пустота, не смогут использовать тебя, но сообразят, что я – один из них. Вот почему рядом со мной ты в опасности. Так что держи меня на мушке. И будь готова как можно быстрее нажать на спусковой крючок.

Снова молчание. По-моему, я говорил, что прошлая пауза была самой длинной и самой неловкой в моей жизни? Рекорд продержался недолго.

Я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы этот разговор никогда не состоялся.

– Эми, мы не знаем, что с тобой происходило, когда тебя похищали. Однако больше эти твари тебя не тронут. Меня задолбало чувство страха. Знаешь, я дошел до такого состояния, что меня можно убивать, отрывать мне руки, обливать бензином и поджигать, но бояться меня уже не заставят. После всего, что я видел, меня не очень-то пугают монстры, демоны, или кто там они есть. Я боюсь только одного – страха. Я боюсь жить с чувством страха, с сапогом на горле. Я не буду так жить. Не буду. Раньше не жил и сейчас не буду.

– Что нам делать? – спросила Эми после долгой паузы.

– Сидеть здесь. Только держи меня на мушке, ладно? Дождемся рассвета. Потом я поговорю с Джоном. Он знает, что делать.

Ты в самом деле произнес эти слова. Невероятно.

4:20.

Джон решил поехать на завод пораньше – осмотреться. Так что пока мы с Эми сидели в «бронко» у нерожденной пончиковой, Джон катил на «кадиллаке» по заснеженной дороге мимо дома Эми. Конечно, далеко он не уехал, так как встретил кучу машин, которые пытались убрать с трассы сложившийся пополам заводской грузовик.

Я при этом не присутствовал, передаю все с чужих слов. Если знаешь Джона, то еще трижды подумаешь, прежде чем ему поверить. Кроме того, не забывайте: если Джон утверждает, что «встал в полчетвертого», то, скорее всего, он не ложился и был слегка пьян после вчерашнего.

Место аварии обтянули черно-желтой лентой с надписью «Осторожно! Опасное вещество». Несколько людей в желтых комбинезонах отчаянно пытались как можно быстрее очистить территорию, и поэтому Джон, конечно, решил попасть туда, невзирая на надпись «Проход запрещен». Сделав два шага, он обнаружил, что стоит на бледно-розовом пятне размером с автомобиль. Хотя тела водителя не нашли, мой друг решил, что это кровь, встал рядом с пятном и громко, в присутствии нескольких свидетелей, сказал:

– Это кровь! Наверное, здесь был Дэвид.

Два пожилых охранника в анораках – те самые парни, которые обычно сидят на заводе у дверей, – попросили Джона выйти за ленту. По словам моего друга, он ответил, что не говорит по-английски, а когда это их не убедило, симулировал мощный припадок – не знаю, зачем. Джон упал и стал кататься по снегу, дергаясь и крича: «ЭЛЬ ПРИПАДОК!!! НО ЭС БУЭНО!!!» [8] Это плохо! ( Исп. ) с мексиканским акцентом. К нему по снегу понеслись полдюжины пар сапог.