Дэвид Вонг - В финале Джон умрет [издание 2019 г.]

Эми посмотрела вниз и сняла что-то с носка.

– Меня прооперировали. Я очнулась в палате, еще не в себе. Мне приснилось, что руку отрезали; просыпаюсь – так оно и есть. Руки нет, вместо нее – белые простыни. Так странно. Я плакала, плакала и плакала. Ревела. Часами. Они знали, Дэвид, знали, что руку придется отрезать, и ничего мне не сказали. И вот я лежу в палате, и мне вдруг становится ясно, что отныне я всегда буду отличаться от остальных. Понимаешь?

Я что-то промычал.

– Так будет всегда – что бы я ни делала, что бы ни говорила, куда бы ни пошла, я навсегда останусь «той девочкой, у которой нет руки». А самое худшее – когда знакомишься с людьми, и они не сразу замечают руку, не видят ее. А ты сидишь, разговариваешь с ними и ждешь, пытаешься угадать, когда же это произойдет. Люди меняются в лице, когда видят ее – словно им за меня стыдно.

Эми умолкла.

– Этот мир – отстой, – сказал я.

– Я ушла, переехала к Джиму. Знаешь, я все еще ощущаю свою руку. Правду говорят про фантомные ощущения в отрезанной конечности.

– А она, что, чешется?

– Нет, но я чувствую, что кулак сжат, и не могу его разжать. Странно, да? – Эми выставила перед собой здоровую руку и сжала кулак. – Вот. Чувствую, как ногти впиваются в ладонь – на руке, которой нет. Наверное, это все в голове, как-то связано с нервами. Если я очень стараюсь, то могу немного расслабить пальцы, но минуту спустя они снова сжимаются. И легкая боль – в паре дюймов от места, где кисть отрезали, – постоянно легкая боль. Я каждое утро просыпаюсь с ней.

Я подумал, не рассказать ли ей трагическую историю о том, как пролил на промежность расплавленный воск, но решил, что на Эми рассказ не произведет впечатления. Девушка скрестила руки и потерла ими друг о друга, борясь с холодом. Я обнял ее, чтобы согреть. Пушка лежала на полу.

– Знаешь, когда я впервые тебя увидел – там, в доме, – то ничего не мог понять. Я не знал, что стало с твоей рукой…

– Ну, когда я училась в школе, рука еще была на месте…

– …а Джон знал.

– Ну да. Он порой к нам заходил.

– Давай я расскажу тебе все, что нужно знать о Джоне. Он никогда не называл тебя «девочкой, у которой нет руки»…

5:36.

Я понятия не имею, что Джон делал после того, как покинул торговый центр, и до того, как появился на стройплощадке. Однако, зная Джона, можно предположить, что он поведал кучу смешных историй про свой член, выпил дешевого алкоголя, а затем занялся сексом с очередной девушкой, в которую я был тайно влюблен, но никак не мог набраться храбрости с ней заговорить. Кроме того, в какой-то момент он переоделся в свою рабочую одежду – кучу фланелевых рубашек и комбинезон, заляпанный кровельным варом.

На месте аварии все уже убрали, и когда Джон снова проезжал мимо, о происшествии напоминали только спутанные следы шин. Стив-кровельщик стоял у заднего входа на завод и расспрашивал охранника о том, как попасть на крышу. Этот охранник был одним из тех, кого Джон видел на месте аварии, поэтому мой друг закрыл лицо газетой, вытащенной из мусорки, чтобы его не узнали. Опять же, так говорит Джон, так что… сами понимаете. Разумный скептицизм. К шести часам утра над и под дырой в крыше толпилось тринадцать человек из бригады Стива, а растаявший снег и лед стекали мини-водопадами в заводскую комнату отдыха. Залитые водой ковролин и аппарат, продающий шоколадные батончики, пришли в полную негодность.

Джон залез на крышу и сразу понял, что она не обвалилась под тяжестью льда; ее пробили изнутри, словно в здании что-то взорвалось, и куски досок, черепица и прочий мусор полетели снизу вверх и во все стороны. Тайлер Шульц, похожий на бойца «гитлерюгенд» высокий светловолосый юноша, который иногда играл с группой Джона, тоже это заметил и сказал, что тут, похоже, приключилась какая-то жесть. Джон ответил, что при резком похолодании теплый воздух в здании расширяется, и это приводит к локальному взрыву – точно так же взрываются шарики, если надуть их не холодным воздухом, а теплым. Тайлер возразил, что Джон заливает. Джон ответил, что об этом явлении пишут в книгах, – он прекрасно понимал, что Тайлер проверять не станет.

Затем Джон спустился по лестнице в отсыревшую комнату отдыха. Поперек коридоров натянули пластиковые ленты, чтобы в комнату не забрели работники. Прежде всего Джон обратил внимание на аппарат по продаже чипсов и конфет – стекло разбито, повсюду валяются конфетные обертки. Пока парни из бригады суетились на крыше, очищая от снега «рану» в потолке, мой друг бродил по зданию и заметил коридор, перекрытый знакомой черно-желтой лентой с надписью «ОПАСНОСТЬ».

Уже второй раз за день Джон как бы случайно поднырнул под ленту, на которой было написано: «КАК БЫ СЛУЧАЙНО ПОДНЫРИВАТЬ ПОД ЛЕНТУ ЗАПРЕЩАЕТСЯ», и увидел еще одну дыру – на этот раз в стене. Ее тоже что-то проломило – «что-то» размером с автомобиль или обезьяну, сидящую верхом на огромном крабе. По краям дыры на гипсокартоне остались следы, похожие на царапины или шрамы. Джон наклонился вперед, заглянул через отверстие…

И увидел комнату, не обозначенную в плане здания, – маленькую, размером с обычную гостиную, совершенно пустую. Четыре голых стены. А в полу была идеально круглая дыра. Ход вел вниз. Глубоко вниз. По словам Джона, дыра напоминала пропасть-туннель. По какой-то причине такие есть на всех космических станциях в фильмах «Звездных войн»; через них всегда ходят по мостикам, не огороженным перилами.

Когда Джон посмотрел прямо на пропасть, ее там не оказалось – только кафельный пол. Точно так же, как и в торговом центре. Значит, краб сбежал отсюда, но команда, которой поручили его уничтожить, вернулась в заброшенный торговый центр. Все вело в торговый центр, верно? Джон подумал о Роберте Марли, «пациенте-ноль», и о Дэнни Векслере, который нес какой-то бред про невидимые двери. Мой друг решил, что всю эту хрень нужно тщательным образом расследовать.

Я ополоснул лицо водой и осмотрел в зеркале покрасневшие глаза. Хорошо снова быть дома, в своей ванной!.. Стаскивая с себя рубашку, я почувствовал, что за нее что-то зацепилось. Что-то зудящее. Я повернулся и посмотрел на спину в зеркало. У меня перехватило дыхание.

Из лопатки торчала какая-то штука в полдюйма длиной. Тонкая, словно иголка. Розовая.

Тук.

Стук в дверь.

Я наклонился к зеркалу, изучая новообразование, протянул руку, но побоялся прикоснуться к наросту и вздрогнул от омерзения.

Тук-тук.

– Дэвид? Привет! – раздался приглушенный голос за дверью.

Джон. Что он здесь делает?

Тук-тук-тук.

– Минутку, – сказал я, открывая ящик туалетного столика и вытаскивая зеркальце. – Скоро выйду. Я тут яйца брею.