Светлана Пономарева - Город без войны

– Мальчику плохо! – испуганно крикнул кто-то, старушка наклонилась, и Сашка быстро вытащил у неё из кармана свёрток. Что это, правда, деньги, завёрнутые в газету, он по­думал уже на бегу.

«Украл, – стучало у него в голове. – Я, бывший кадет Корпуса, обокрал беззащитную старуху». Сашке стало так противно, что он и не заметил, как выскочил на до­рогу. Раздался визг тормозов, тупой удар, и он упал прямо под капот большого красного автомобиля. «Всё, – подумал он, – пора в нирвану». Но сознание не пропадало. Вокруг останавливались машины, кто-то крикнул с тротуара: «Вызывайте медпомощь». Водитель – молодой мужик в отглаженном костюме выбрался из автомобиля, нервно огляделся и заорал на Сашку:

– Очумел, что ли, придурок? Тротуара тебе мало?

Сашка стал осторожно подниматься.

– Вали давай быстрее, – продолжал орать мужик, и Сашка подумал, что тот, наверное, куда-то опаздывает. Как только он сделал пару шагов с дороги, машина сорвалась с места и на бешеной скорости понеслась по проспекту.

– А им на людей наплевать, – философски заметил старичок в длинном замызганном плаще. – Им своя техника дороже. Ну что, парень, ходить-то можешь, или медиков вызвать?

– Не надо, – сказал Сашка. Идти он, кажется, мог. Только рёбра болели, и из носа текла кровь. Он вытер нос рукавом, зашёл за угол – в переулок, сел на корточки, прислонившись к серой шершавой стене, и вытащил из кармана газетный свёрток. Там оказалось четыре марки и пенсионная книжка. «Я чуть не сдох за четыре марки», – подумал Сашка равнодушно. Ему уже не казалось, что его жизнь стоит больше.

Сидеть на асфальте, несмотря на холод, шедший из его глубин, хотелось бесконечно. Пусть идёт время, пусть что-то происходит вокруг, пусть начнётся война, бомбёжка, землетрясение – он не встанет. Потому что так жить нельзя. Должно быть что-то, чего человек не должен делать ни при каких условиях. А если делает – он не человек…

– Саша, это ты? – послышался вдруг знакомый голос.

Сашка испуганно поднял голову. И увидел над собой удивлённое девичье лицо с жёлто-зелёными глазами и редкими веснушками.

– Катя, – сказал он.

Это было как будто сотню лет назад. Вспомнился Корпус. Экскурсия старших гимназических классов к кадетам первого года обучения: какие-то полудетские конкурсы, показательные стрельбы, вечером – танцы. Катя Краева. Дочь капитана Краева. Бант в длинной косе, глупое хихиканье с подружками и упорные, завороженные взгляды на Сашку. На танцах, когда девочки приглашали, она сунулась было к Сашке, но он разгадал её намерения и поспешно удрал из зала на улицу. Потом Катя стала по поводу и без приходить к отцу на работу. Вдруг оказалось, что у неё проблемы с правописанием, а она собиралась поступать в университет. Краев попросил Сашку вечером помочь Кате разобраться с какими-то правилами. Они сидели в пустом полутёмном классе: Катя и Сашка с учебником, а через две парты, улегшись на скамеечку, дремал Илья, без которого Сашка уже никуда не ходил. У Сашки от общения с Катей осталось впечатление, что не правописание её занимает, а он сам, и огромное чувство неловкости, потому что как общаться с девушками, он не знал. Но всё это было давно, и уже месяц он Катю не видел. И не должен был видеть никогда. Когда ты не из гвардейского Корпуса, когда ты голоден, грязен и разбит, нормальным девушкам не зачем с тобой общаться.

– Я видела, как ты под машину попал, – сказала Катя. – Сильно ушибся?

– Нет, не сильно, – буркнул Сашка.

– Не ври, – она вытащила из кармана платок, – на, а то у тебя кровь носом идёт. И вообще, в случае аварии у человека шок бывает. И он тогда даже с переломами может некоторое время ходить. Ты уверен, что у тебя ничего не сломано?

Сашка был не уверен. Он молча взял платок и приложил к носу.

– Пойдём ко мне, я недалеко живу, – лицо у Кати стало решительным. – Там и разберёшься, что с тобой.

– Катя, я не могу к тебе пойти. Понимаешь…

– Да всё я понимаю. Папа про тебя дома рассказывал. Тебя выгнали из Корпуса. Все подумали, что ты в Энск хотел убежать.

– Хотел, – Сашка усмехнулся, – а ещё я хотел весь город отравить, а из центра сделать южные развалины. А ещё…

– Саша, – прервала его Катя, – успокойся, пожалуйста. Я не верю, что ты мог предать город. Мне папа всё рассказал. Это всё твой друг виноват, Илья. Мне он, кстати, никогда не нравился, – Катя протянула ему руку. – Пойдём, сейчас у меня дома никого нет. Мама на дежурстве в поликлинике, а папа в части. Придёт поздно. Пошли, не бойся.

Сашка вздохнул и, проигнорировав протянутую руку, поднялся сам.

– Телефон у тебя есть? – делать у Кати ему было нечего, но от неё можно было позвонить домой.

– Да, идём, – подбодрила его Катя.

Он пошёл за ней, стараясь не очень хромать, и придерживая одной рукой окровавленный платок, а другой рёбра.

– А где ты сейчас устроился? – спросила Катя.

– В танковом училище, – соврал Сашка.

– Да-а? – Катя с сомнением покачала головой. – А чего ты без формы и одежда у тебя дымом пахнет?

– В самоволку ушёл. Надел, что подвернулось, – Сашка разозлился. – И вообще, я к тебе домой не просился. Не веришь – не веди.

– Ладно, ладно, – заторопилась Катя, – подумаешь, обиделся сразу.

Они шли по длинной улице, названия которой Сашка не мог вспомнить, хотя бывал здесь. Просто было это давно, а может, и вовсе не было. Не было у него никакого дома, никакого Корпуса, а девочка эта, что идёт рядом, ошиблась и приняла его за другого.

Катя, между тем, всё время говорила, взволнованно всплёскивая руками:

– А папа долго переживал свой перевод, даже сейчас ещё переживает. Только он нам ничего не говорит, но я вижу, он сам не свой. Пятнадцать лет в Корпусе служил, а его выгнали. Ведь он не виноват! Получается какая-то несправедливость. А ещё он о тебе вспоминал. Жалеет, что так получилось. Хотел даже место тебе подыскать, но друзей у него теперь почти не стало. А это ему очень обидно!

Сашка кивал, поддакивал и даже пытался улыбнуться.

– Пришли, – наконец сказала Катя.

Сашка осмотрелся: они оказались на улице, застроенной красными двухквартирными домами. Катя открыла калитку у одного из них.

– Заходи.

Сашка прошёл в комнату через крохотную полутёмную прихожую. Комната оказалась длинной и мрачноватой. Может быть, из-за тёмно-коричневых обоев, может из-за тяжёлых штор на окнах. А может, просто день такой был: хмурый и неясный… Стояли в комнате диван, кресло, низкий столик с разбросанными по нему газетами и шкаф. Ещё из комнаты вели три облупившиеся двери. Две из них были приоткрыты, и Сашка увидел кусочек кафельного пола в ванной и книжные полки от стены до стены в другой комнате. В кухню вела полукруглая арка. Над аркой болтался мохнатый помпончик на верёвочке.