Дэвид Вонг - В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее [litres]

– Дерево для костра, – сказал черный парень. – Прикинь, по плану они решили сначала использовать все дерево, что полегче – и ближе к двери – и сжечь. А потом, когда мы все устанем и заболеем, примерно через месяц, нам останется только тяжелое дерево, за которым надо идти на десятый этаж. Имеет смысл, если, конечно, ты конченый дебил.

– Сколько? Скажи мне. Сколько дней прошло с начала эпидемии?

– Девять. Ты что, не помнишь ни хрена?

– Офигеть. Неужели мы так загадили больницу за девять дней?

– О нет, приятель, первые несколько дней ребята из ЦКЗ держали место в полном порядке. Потом они смылись. Мы здесь со среды. Сегодня воскресенье.

– Что касается твоего вопроса… – сказал я. – Я не помню ни хрена из того, что произошло, когда я оказался здесь. Я даже не знаю, как тебя зовут.

– ТиДжей. Я знал Джона еще до всего этого. Мы с тобой однажды встречались на вечеринке, и ты, скорее всего, этого не помнишь, но по другой причине.

– Погоди, а Джон здесь? Парень сказал…

– Нет, приятель. Нам много о чем нужно поговорить. Давай поднимемся в мою комнату.

Он привел меня к лестнице, на которой царила кромешная тьма; тем не менее, несмотря на все, что произошло, лестница пахла больницей – старой едой, таблетками, смертью. Однажды я разбогатею, продавая в больницы антисептик, который не пахнет отчаянием.

Мы поднялись на пятый этаж, вышли в коридор, и там не было ни одного красного, только зеленые.

– Смотрите, кто вернулся! – объявил Ти-Джей.

– Человек-Паук! – воскликнул пухлый черный парень, сидевший в кресле-каталке; он выглядел так, будто только что проснулся. – Ты убежал, или они тебя отпустили?

– Оставьте его в покое, – сказал ТиДжей, прежде чем я смог ответить. – Его только что выкинули из грузовика. Там его накачали какой-то дрянью, и он еще не пришел в себя. – Обращаясь ко мне, ТиДжей добавил: – Ты голоден? Они кормили тебя?

– Если у вас есть еда, я с удовольствием поем.

– Тогда иди за мной. – Он пошел по коридору. У меня возникло чувство, что он хочет утащить меня подальше от разговора с Каталкой, который сказал из-за спины:

– Через десять минут нужно спустить его во двор. Не так давно звенел зуммер.

– Мы слышали, – ответил ТиДжей. – Мы там будем.

Мы добрались до последней двери в конце коридора. Две больничные кровати, энергетические батончики, бутылки воды и несколько картонных коробок на полу, наполненных тем, что выглядело как китайская пшеничная лапша.

В противоположном углу находилась дюжина белых пластиковых бутылок, похожих на канистры со старым отбеливателем «Клорокс», с сорванными этикетками. На них было что-то написано фломастером, но я не смог прочесть.

– Дэвид! Ура!

Слова прилетели с одной из кроватей, на которой лежала белая девушка с дредами, очками в толстой оправе и пирсингом в носу, превращавшая лист бумаги в оригами. На ее шее красовалось ожерелье, и только через секунду я сообразил, что она продела шнур через полдюжины красных пластиковых колпачков от шприца. Она мне улыбнулась так, что я решил, будто мультяшные певчие птицы приземлились у меня на плечах.

ТиДжей торопливо закрыл за мной дверь и сказал:

– Детка, все усложнилось.

Девушка с дредами удрученно посмотрела на него и сказала:

– О, нет. Пожалуйста, скажи мне…

– Нет, нет, дело не в этом. Он ничего не помнит. – ТиДжей с некоторым сомнением посмотрел на меня и добавил: – Верно?

– Ага.

– Ты узнал ее?

– Боюсь, что нет.

– Что-то вроде амнезии? – спросила Дред. – Он не помнит даже, как его зовут?

– Нет, я помню все, вплоть до, э, этого. До того момента, как все началось. Появилась Национальная гвардия, и все такое. Я помню, как меня схватили какие-то парни… и я проснулся в подвале. Совсем недавно.

– А ты знаешь, что они с тобой сделали? Там?

– Не-а. Извини.

– Кстати, меня зовут Хоуп, – сказала она и обратилась к ТиДжею: – Может быть, память к нему вернется?

ТиДжей пожал плечами и подошел к окну. То самое окно с выбитым стеклом, из которого он кричал, когда я впервые появился во дворе.

– Я бы не хотел, – сказал я, – вновь говорить о том, что, как я уверен, мы уже говорили, но могу ли я спросить, что за чертовщина здесь вообще происходит?

– Ну, мы в карантине, – сказал ТиДжей, – и, кроме этого, мы не знаем ни хрена. В первые несколько дней больница была полна ребят из ЦКЗ в костюмах биозащиты; нас всех держали в палатах, а во всех коридорах стояли охранники. Но потом некоторые из охранников подцепили эту заразу и превратились в чудовищ. Крики были на всю больницу. Посмотри внимательнее на плитки, там пятна не от пролитого кофе. И потом они удрали. Все, кто мог. Кого эвакуировали – можно было слышать вертолеты на крыше, – а кого бросили, и теперь они заключенные, вроде нас. Некоторых забрали туда, где ты только что был. Они оставили больницу нам.

Я подошел к ТиДжею и внимательно оглядел ограждение по краям двора, пытаясь рассмотреть, что за ним. И ничего не увидел, кроме верхушек белых палаток. Мы находились слишком низко, вдалеке было ни черта не видно.

– То есть ЦКЗ отступило в другое здание? – спросил я.

– ЦКЗ ушло, парень. Они сбежали, и на их место пришли другие. БИЭПИ. Национальная гвардия тоже ушла, их вывели за периметр, построенный вокруг города. Бросив меня здесь.

– Погоди, – сказал я. – Так ты тот самый Ти-Джей, о котором упоминал Джон? Ты был на сцене в тот день, когда все началось.

– Так точно, сэр. Национальная гвардия. Подозрение на инфекцию. Какой-то мудак из БИЭПИ поблагодарил меня за верную службу, забрал винтовку и пистолет и оставил не на той стороне забора. Нас здесь не меньше дюжины. По меньшей мере, было. Те из нас, кто вышел на сцену первым, не имели костюмов уровня «C» или защитных костюмов вовсе. Полный бардак.

– Бери, – сказала Хоуп из-за моей спины и сунула мне в руку раздавленный батончик мюсли, маленький пакетик арахиса и «Сникерс» увеличенного размера.

– Горячая вода, оставшаяся после ланча, кончилась, иначе я бы приготовила тебе немного лапши. И кофе тоже нет. Хватило ненадолго. Только вода в бутылках, на полу.

ТиДжей с ужасом посмотрел на нее:

– Черт побери, девочка. Ты дала ему последний «Сникерс»? Ребята едва не подрались из-за него. – И мне: – Не говори никому об этом, лады? Тебе, вероятно, уже сказал Оуэн – ну, тот чувак с длинными волосами и шеей, как у слона, – что здесь с этим вроде как напряженка. Говори людям, что ты устал, у тебя расстройство желудка или головные боли. Но не советую распространятся о потере памяти. Сложности нам ни к чему. Они все еще нуждаются в тебе, как зеленые, так и красные, так что давай не нарушать равновесия, пока мы отсюда не свалим. Ты наш Человек-Паук, и другого у нас нет.