Дэвид Вонг - В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее [litres]

– Я все еще не понимаю, как это работает. Я имею в виду, что вижу, как эти твари заползают в лица людей и те не могут их видеть, но они могут объединиться с твоим телом так, что каким-то образом сливаются с ним, и поэтому вроде как должны стать достаточно видимыми…

– Дэвид, почему ты до сих пор удивляешься, когда глаза подводят нас? Человеческий глаз – одна из самых жестких шуток, которые природа сыграла с нами. Мы можем видеть крошечную коническую область света прямо перед нашими лицами, ограниченную очень узкой полосой электромагнитного спектра. Мы не можем видеть вокруг стен, мы не можем видеть тепло или холод, мы не можем видеть электричество или радиосигналы, мы не можем видеть на большом расстоянии. Это настолько ограниченное чувство, что мы могли бы с тем же успехом не иметь его; тем не менее по ходу эволюции наш биологический вид стал так сильно зависеть от него, что все остальные виды восприятия атрофировались. Мы оказались в плену в высшей степени безумного и зачастую фатального заблуждения – если мы что-нибудь не видим, его не существует. Виртуально все неудачи цивилизации могут быть сведены к одному зловещему утверждению: «Я поверю, когда увижу». Мы не можем даже убедить общество, что глобальное потепление представляет опасность. Почему? Только потому, что углекислый газ невидим.

– Но… мы только хотим узнать, как обнаруживать их, верно? И тогда кто-нибудь построит машину или еще что-нибудь? Как только мы сможем обнаруживать их, то сможем убить их.

– Отвечая на твой вопрос, я скажу только два слова: Plasmodiumfalciparum .

– А мне стоит узнать, что это такое?

– Конечно. Это монстр, который убил несколько миллиардов твоих соплеменников, а ты даже не знаешь его имени. Это микроскопический паразит, вызывающий малярию. Едва ли не половина всех смертей в записанной истории была вызвана этим невидимым убийцей. Можно даже утверждать, что Plasmodium falciparum – доминантная форма жизни на планете, а вся человеческая цивилизация является питательной средой для его развития. Тем не менее еще совсем недавно мы даже понятия не имели, что это такое. Мы обвиняли ведьм, злых духов и рассерженных богов, мы молились и выполняли сложные церемонии, и даже ритуально убивали тех, кто, как мы считали, виноват в болезни. И продолжали умирать, умирать и умирать. И Plasmodium falciparum может быть у тебя на руках прямо сейчас, но ты об этом не узнаешь. Потому что, разумеется, если ты его не видишь, он повредить тебе не может.

– Иди за мной, – сказал Маркони и вышел из комнаты. Он вывел меня в холл и показал шесть комнат, в которых лежали без сознания девять пациентов. – Наши пациенты с «гриппом». Сорок восемь часов назад у них проявились симптомы неконтролируемой диареи, тяжелого обезвоживания. Мне представляется, что если бы мы смогли сделать томограмму, то нашли бы неприятные изменения, происходящие внутри. Но не исключено, что я ошибаюсь. Может быть, надо просто подождать завершения трансформации.

– Господи Иисусе, они инфицированы?

– Вот это я и хотел тебе сказать. Некоторые из них по прибытии прошли твою проверку. Мне кажется, что паразит располагает не единственным способом для попадания внутрь тела.

– Как они…

– Ты слышал мои слова о диарее?

– О. О, боже мой…

– Да.

– И… вы просто держите их здесь? Вместе с обычными больными? Они могут превратиться в монстров в любое мгновение…

– Не думаю. Пропофол, похоже, остановил процесс. Ты же видишь, что мы привязали их к кроватям. Самое лучшее, что мы можем сделать при подобных обстоятельствах. Когда через несколько дней снотворное перестанет действовать, вот тогда мы и примем решение.

– Какое еще решение? Убить ублюдков, док. Прежде чем они не освободились.

Он ничего не сказал.

– Я могу вывести вас из карантина, – сказал я. – И я имею в виду прямо сейчас. Мы нашли путь наружу.

– На самом деле?

– Старый паровой туннель в подвале. БИЭПИ – и все остальные – ничего не знают о нем, потому что он был заложен кирпичами. Выводит за периметр. Мы сохранили его в тайне, но если вы хотите уйти, то можете уйти со мной.

– С какой целью? Где еще я смогу поработать с инфицированными пациентами? Нет, здесь я приношу больше всего пользы.

– Как хотите.

– А можно мне спросить: чего ты надеешься добиться?

– Э, свободы? И я не хочу быть таким уж пессимистом, но ходит слух, что военные объявили весь этот кусок земли потерянным и собираются сбросить на него чертову бомбу.

– Мы с тобой уже говорили об этом, как я сюда приехал. Я предполагаю, что ты этого не помнишь. О моей книге? Под названием «Вавилонский рубеж»? Ни о чем не говорит?

– Да, не помню. Звучит так, словно она про Джейсона Борна.

– Я знаю, что у тебя мало времени, но… Мне кажется, что ты не заметил одну важную деталь, связанную с пациентами. Симптом, который привел их сюда, – обезвоживание, а вовсе не ужасная внезапная деформация или склонность к насилию. И никаких других симптомов у них не было. Ни одного. И я начинаю думать, что есть и другие, у которых нет никаких симптомов. Возможно, мы вообще не в состоянии обнаружить инфекцию, пока не станет слишком поздно. Мне кажется, что паразит приспосабливается, учится оставаться под кожей дольше и действовать более эффективно. Ну, и как, по-твоему, отреагирует мир, когда об этом станет известно?

Я бы сам не хотел услышать вслух свой ответ. Наконец я сказал:

– То есть вы спрашиваете, надо ли мне останавливать военных, если они действительно решили стереть этот город с карты?

– Подумай об этом. Подумай о том, кому надо, чтобы бомбы упали. Подумай о том, кому надо, чтобы они не упали.

– А может, вы мне сами все расскажете?

– Для этого надо, чтобы я сам про это знал.

На пути вниз я остановился в вестибюле и выглянул из главных дверей – хотел удостовериться, что мы не вызвали подозрений. Несколько человек, которые в эту ясную ночь находились снаружи, собрались у южной ограды и смотрели в небо, словно ожидая торнадо.

Я вышел, нашел парня в зеленом – престарелого и бородатого – и спросил, что произошло.

Он пожал плечами:

– Кто-то запустил сигнальные ракеты над лечебницей.

– Ракеты? Что это значит?

– Скорее всего, ни хрена не значит. Может быть, у какого-то пацана остался фейерверк, вот и все. Но уже через три минуты по двору прошел слух, что это отряд, который собирается прорваться через ограду и освободить всех нас. И подарить нам «кадиллаки» за все наши неприятности. Почему нет?

– Смотрите! – крикнул кто-то. – Смотрите! Еще одна. На этот раз красная.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как магниевый шар умирает в воздухе и падает на землю. В толпе зашептались.

– Отлично, – сказал я. – Я иду спать. Если это спасательная партия, бросьте мне камень в окно или еще что-нибудь. И не забудьте оставить мне «кадиллак».