Альфред Бестер - Тигр! Тигр! [сборник litres]

– Они не путешествуют, – ответил Джеллинг. – Они бегут.

– От кого?

– От своего времени.

– Почему?

– Оно им не нравится.

– Куда же они направляются?

– Куда угодно. Все ищут свой Золотой век. Бродяги!.. Вечно недовольны, вечно в пути… Половина попрошаек, которых вы видели, – наверняка лодыри, застрявшие в чужом времени.

– Значит, те, кто специально приезжают сюда… думают, что попали в Золотой век?

– Да.

– Но это безумие! – вскричал Адьер. – Неужели они не видят: руины, радиация, война, истерия? Самое ужасное время в истории!

Джеллинг поднял руку.

– Так кажется вам. Представители каждого поколения твердят, что их время – самое тяжелое. Но поверьте моему слову – когда бы и как бы вы ни жили, где-то обязательно найдутся люди, уверенные, что вы живете в Золотом веке.

– Будь я проклят, – проговорил Адьер.

Джеллинг пристально посмотрел на него.

– Будете, – мрачно сказал он. – У меня для вас плохие новости, Адьер. Мы не можем позволить вам остаться здесь – нам надо хранить секрет.

– Я могу говорить везде.

– Да, но в чужом времени никто не будет обращать на вас внимания. Вы будете иностранцем, чудаком…

– А если я вернусь?

– Вы не можете вернуться без визы, а я вам ее не дам. Если вас это может утешить, то знайте, что вы не первый, кого мы так высылаем. Был, помню, один японец…

– Значит, вы отправите меня…

– Да. Поверьте, мне очень жаль.

– В прошлое или в будущее?

– Куда хотите. Выбирайте.

– Почему такая скорбь? – напряженно спросил Адьер. – Это же грандиозное приключение! Мечта моей жизни!

– Верно. Все будет чудесно.

– Я могу отказаться, – нервно сказал Адьер.

Джеллинг покачал головой.

– В таком случае вас придется усыпить. Так что лучше выбирайте сами.

– Я счастлив сделать такой выбор!

– Разумеется. У вас правильное настроение, Адьер.

– Мне говорили, что я родился на сто лет раньше.

– Всем обычно это говорят… или на сто лет позже.

– Мне говорили и это.

– Что ж, подумайте. Что вы предпочитаете… прекрасное будущее или поэтическое прошлое?

Адьер начал раздеваться, раздеваться медленно, как делал каждую ночь перед тем, как предаться фантазиям. Но сейчас фантазии предстояло воплотиться, и момент выбора страшил его. Еле переставляя ноги, он взошел на медный диск, на вопрос Джеллинга пробормотал свое решение и исчез из этого времени навсегда.

Куда? Вы знаете. Я знаю, Адьер знает. Он ушел в Землю Наших Дорогих Мечтаний. Он скрылся в прибежище Наших Снов. И почти тут же понял, что покинул единственное подходящее для себя место.

Сквозь дымку лет все времена, кроме нашего, кажутся золотыми и величественными. Мы жаждем будущего, мы томимся по прошлому и не осознаем, что выбора нет… что день сегодняшний – плохой или хороший, горький, тяжелый или приятный, спокойный или тревожный – единственный день для нас. Ночные мечты – предатели, и мы все – соучастники собственного предательства.

Не можно тратить цена одной чашка кофе, достойный сэр? Нет, сэр, я не есть попрошайная личность. Я есть изголодный японский странник оказаться в этот ужасный год. Почетный сэр! Ради вся святая милость! Один билет в город Лайонесс. Я хочу на колени молить виза. Я хочу в Хиросима, назад, в тысяча девятьсот сорок пятый. Я хочу домой.

– В былые дни, – сказал Старый, – были Соединенные Штаты, и Россия, и Англия, и Испания, и Россия, и Англия, и Соединенные Штаты. Страны. Суверенные государства. Нации. Народы.

– И сейчас есть народы, Старый.

– Кто ты? – внезапно спросил Старый.

– Я Том.

– Том?

– Нет, Том.

– Я и сказал Том.

– Вы неправильно произнесли, Старый. Вы назвали имя другого Тома.

– Вы все Томы, – сказал Старый угрюмо. – Каждый Том… все на одно лицо.

Он сидел, трясясь на солнце и ненавидя этого молодого человека. Они были на веранде госпиталя. Улица перед ними пестрела празднично одетыми людьми, мужчинами и женщинами, чего-то ждущими. Где-то на улицах красивого белого города гудела толпа, возбужденные возгласы медленно приближались сюда.

– Посмотрите на них. – Старый угрожающе потряс своей палкой. – Все до одного Томы. Все Дейзи.

– Нет, Старый, – улыбнулся Том. – У нас есть и другие имена.

– Со мной сидела сотня Томов, – прорычал Старый.

– Мы часто используем одно имя, Старый, но по-разному произносим его. Я не Том, Том или Том. Я Том.

– Что это за шум? – спросил Старый.

– Это Галактический Посол, – снова объяснил Том. – Посол с Сириуса, такая звезда в Орионе. Он въезжает в город. Первый раз такая персона посещает Землю.

– В былые дни, – сказал Старый, – были настоящие послы. Из Парижа, и Рима, и Берлина, и Лондона, и Парижа, и… да. Они прибывали пышно и торжественно. Они объявляли войну. Они заключали мир. Мундиры и сабли и… и церемонии. Интересное время! Смелое время!

– У нас тоже смелое и интересное время, Старый.

– Нет! – загремел старик, яростно взмахнув палкой. – Нет страстей, нет любви, нет страха, нет смерти. В ваших жилах больше нет горячей крови. Вы сама логика. Вы сами – смерть! Все вы, Томы. Да.

– Нет, Старый. Мы любим. Мы чувствуем. Мы многого боимся. Мы уничтожили в себе только зло.

– Вы уничтожили все! Вы уничтожили человека! – закричал Старый. Он указал дрожащим пальцем на Тома. – Ты! Сколько крови в твоих, как их! Кровеносных сосудах?

– Ее нет совсем, Старый. В моих венах раствор Таймера. Кровь не выдерживает радиации, а я исследую радиоактивные вещества.

– Нет крови. И костей тоже нет.

– Кое-что осталось, Старый.

– Ни крови, ни костей, ни внутренностей, ни… ни сердца. Что вы делаете с женщиной? Сколько в тебе механики?

– Две трети, Старый, не больше, – рассмеялся Том. – У меня есть дети.

– А у других?

– От тридцати до семидесяти процентов. У них тоже есть дети. То, что люди вашего времени делали со своими зубами, мы делаем со всем телом. Ничего плохого в этом нет.

– Вы не люди! Вы монстры! – крикнул Старый. – Машины! Роботы! Вы уничтожили человека!

Том улыбнулся.

– В машине так много от человека, а в человеке от машины, что трудно провести границу. Да и зачем ее проводить. Мы счастливы, мы радостно трудимся, что тут плохого?

– В былые дни, – сказал Старый, – у всех было настоящее тело. Кровь, и нервы, и внутренности – все как положено. Как у меня. И мы работали и… и потели, и любили, и сражались, и убивали, и жили. А вы не живете, вы функционируете: туда-сюда… Комбайны, вот вы кто. Нигде я не видел ни ссор, ни поцелуев. Где эта ваша счастливая жизнь? Я что-то не вижу.

– Это свидетельство архаичности вашей психики, – сказал серьезно Том. – Почему вы не позволяете реконструировать вас? Мы бы могли обновить ваши рефлексы, заменить…