Эмил Манов - Избранное

Но больше всего я был изумлен, когда как-то ночью увидел, что он разговаривает с вороном. Не веря своим глазам, я пролез между рядами проволоки и подполз поближе. Ворон сидел на плече старика, слушал с большим вниманием и время от времени повторял свое привычное: «невермор, невермор». Это, как видно, нервировало старого капитана, потому что на этот раз он выражал, хотя и тихо и робко, надежду, что ирландцы завоюют свободу, а человечество, которое в конце концов состоит не из одних ослов, может последовать их примеру. Когда ворон, не знаю уж в который раз, повторил свое «невермор», старик с досадой сбросил его с плеча, вскочил и побежал с такой быстротой, что я отказался следовать за ним… Он вернулся в стойло на рассвете, слегка запыхавшись, и я услышал, как он ругает свою деревянную ногу и восклицает: «О дио, чтоб тебя черти подрали, как мал этот загаженный мир! И пройтись негде… О Лорд, сделай так, чтобы твое высшее творение так не воняло».

Да, вероятнее всего, у нашего приятеля не все были дома. Но я по опыту знал, что вероятное не всегда совпадает с действительным, и продолжал следовать за мистером Лемюэлем подобно его тени. Пока как-то раз ночью не установил, что у него нет собственной тени…

Это было самым удивительным моим открытием. Было полнолуние, и капитан на этот раз не перепрыгнул через ограду, а остановился посредине маленькой площади неподалеку от нашей конюшни и, опершись о трость, уставился в небо. Все тени были ясно очерчены, даже маленькие камешки отбрасывали тень, а у старика тени не было. Я подождал некоторое время, надеясь, что он двинется с места и тень появится. Но она не появилась.

Тогда я решился на рискованный шаг — открыто подошел к нему и спросил, почему у него нет тени.

— Вы ее заменяете, — усмехнулся он. — Почему вы непрестанно следуете за мной?

— По-видимому, такова уж моя судьба, — шутливо процитировал я его.

Мистер Лемюэль уставился на меня своим единственным глазом и задумался. Он не ответил мне на вопрос, почему у него нет тени, но после недолгого колебания предложил выслушать историю его жизни.

Я достиг своей цели. До этой минуты я был уверен, что люди, которые не едят, не пьют воду и не имеют тени, встречаются только в плохих романах. Но, выслушав рассказ о жизни мистера Лемюэля, убедился в том, что не прав. Несмотря на все его странности и необыкновенные способности, которым в самом недалеком будущем, вероятно, будет дано научное объяснение, он был реальным человеком. Его история была совершенно достоверна. Достовернее даже тех мешков с ячменем, которые Уибробское государство спускало нам каждый месяц с неба.

Рассказ старого Капитана я изложу в следующей главе.

Замечательная история мистера Лемюэля. Автор и его жена привыкают к жизни в Энсестрел стейбл, в результате чего автор замышляет побег. Он преодолевает возражения своей жены и колебания мистера Лемюэля и находит единственный способ побега из Уибробии. Автор и мистер Лемюэль приступают к необходимой подготовке.

Как я уже упоминал, было полнолуние. Энсестрел стейбл вместе со всей Уибробией сладко спал, ночное небо дышало покоем. Время от времени из конюшен доносился прерывистый шепот или страстное ржание. Эти звуки придавали обстановке большую поэтичность и, я бы сказал, бо́льшую реальность рассказу мистера Лемюэля, который вполне можно было бы озаглавить:

Старик предложил присесть на скамью в конце площади, зажег трубку и начал:

— Я родился в Ноттингемшире, где у моего отца было небольшое поместье…

— Минуточку, мистер Лемюэль, — прервал я его. — Ведь раньше вы говорили, что родились в Дублине.

— Я родился в Дублине, — невозмутимо сказал мистер Лемюэль. — Но отец мой настаивал на том, что я родился в Ноттингемшире, и из уважения к его памяти я придерживаюсь этой версии. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец послал меня в колледж Эмануила в Кембридже. Там, прилежно занимаясь науками, я провел три года. Однако отцу было не по средствам дальше держать меня в колледже, и он определил меня на учение к известному лондонскому врачу мистеру Джемсу Бетсу, у которого я пробыл четыре года. Отец время от времени присылал мне немного денег, и я расплачивался ими за обучение навигации и другим отраслям математики. Эти науки могли оказаться мне полезными в будущих путешествиях, а я был убежден, что судьба определила мне стать путешественником. Позднее я поехал в Лейден, где в течение двух лет и семи месяцев изучал медицину.

Когда я вернулся в Англию, мой добрый учитель мистер Бетс помог мне устроиться хирургом на судно «Ласточка». На этом судне я совершил несколько путешествий в Левант и другие страны. По возвращении я женился на мисс Мери Бертон, второй дочери мистера Эдмунда Бертона, чулочного торговца с Ньюгет-стрит. Приданое моей супруги составляло четыреста фунтов. Спустя два года мой добрый учитель мистер Бете скончался, мои доходы уменьшились, и я был вынужден снова стать судовым хирургом.

В течение нескольких лет я объездил Ост- и Вест-Индию и имел возможность наблюдать жизнь и обычаи туземцев, а в свободное время читал самых лучших авторов — древних и более новых. Все мои попытки осесть в Англии, используя мою профессию врача, не имели успеха. В один прекрасный день я принял выгодное предложение капитана Вильяма Причарда, владельца «Антилопы», и отправился с ним в Южное море. Мы отплыли из Бристоля 4 мая 1699 года и сначала…

— Извините, мистер Лемюэль, — я вынужден был снова его прервать. — Два месяца назад вы сказали, что родились между 1715 и 1726 годами, а сейчас утверждаете, что после многократных путешествий вы отплыли из Бристоля в 1699 году… Нет ли в ваших воспоминаниях известного противоречия?

— Нет, — ответил с некоторой досадой мистер Лемюэль. — К вашему сведению, я прежде объездил мир, а потом уж родился. И вообще советую вам меня не перебивать, если не хотите, чтобы я усомнился в вашем джентльменстве… Так на чем, бишь, я остановился? Да, с этого путешествия, можно сказать, и начались мои необыкновенные приключения и мои несчастья.

Вскоре мы взяли курс на Ост-Индию, но буря отнесла нас к западу от Вандименовой земли [41] Вандименовой землей называли когда-то Остров Тасманию. . Мы находились на 30°2′ южной широты, когда 5 ноября того же года налетели на подводные скалы. Судно затонуло. Только один я спасся — может быть, потому, что незадолго до кораблекрушения выпил полпинты джина, а, как известно, спирт легче воды и держит человека на поверхности, даже если бы он и хотел утонуть…