Эмил Манов - Избранное

Я вскочил с соломы и бросился на улицу. Прогуливаясь под звездным уибробским небом и вдыхая весенний аромат уибробского навоза, я принял решение как можно скорее убраться отсюда и вернуться в свое отечество. Держите карман шире, слепни и львы! К черту ограды — хотя бы те, через которые можно перепрыгнуть! Если не хочешь окончательно и бесповоротно уибробизироваться, такими вещами шутить нельзя.

Я вытер со лба пот и вернулся в стойло к Лине. Моя идея ее взволновала. Я поделился с ней мыслью, что мы могли бы как-нибудь добраться до Лаггривер и на том же плоту, на котором приплыли со стороны океана, к океану и вернуться. Или попытаемся во время какой-нибудь инспекции в Энсестрел стейбл украсть полицейский вездеход.

— Э, нет, — неожиданно воспротивилась Лина. — Ни по воде, ни по воздуху. С меня хватит. Обеспечь мне сухопутный побег.

— Но мы отделены от океана горами, — сказал я и патетически добавил: — Неужели снова упасть в океан и быть съеденными рыбами не более достойно, чем смерть в этом мерзком хлеву?

К сожалению, перспектива героической смерти во имя свободы и отечества не соблазнила мою жену. Ее патриотизма хватало только на сухопутный побег.

Это заставило меня задуматься. Верно — все это было связано с риском. За жизнь в конце концов можно не цепляться, но я вспомнил и другое — этот дьявольский подвижной материк! Как знать, в какую сторону направиться, если не знаешь, где находишься? То ли доберешься до какого-нибудь берега, то ли нет… Да и где гарантия, что после всех мучений и усилий этот проклятый материк снова не встанет на твоем пути? Плывешь, плывешь или летишь, летишь и, наконец, — бах — снова в Уибробии. Или в Бробдингуйе, что одно и то же. Нет, благодарю.

Надо было посоветоваться с кем-нибудь поумнее. Я пошел к старейшине нашей конюшни мистеру Аймсори Плизу. Бывший академик, нацепив на нос очки с толстыми стеклами, чинил свою мантию волосом из хвоста, вдетым в большую иглу. Он вежливо меня выслушал и сказал:

— Странные люди вы, люди… Что представляет собой живое вещество, к которому мы с вами принадлежим, кроме системы иерархически построенных управляющих систем, которые принимают информацию, кодируют ее и вырабатывают защитные реакции? Что мешает вам заниматься обменом веществ и устранять энтропию и здесь, в нашем Энсестрел стейбл?

— Мистер Аймсори, — сказал я как можно более академическим тоном, — мне мешает запах. Мне мешает конюшня. Мешает проволочная ограда. Все мне мешает, уж извините… Я предпочитаю быть капелькой в моем отечестве, чем системой управляющих систем здесь.

— Уининиме Всеблагий, — повысил голос мистер Аймсори. — Да вы огорчите Их Превосходительства, вы не думаете об их здоровье! Их Превосходительства учат, что дух должен закаляться в испытаниях или хотя бы в Энсестрел стейбл. Их Превосходительства, кроме того, говорят, что…

— Эй, земляк! — взревел я, забыв в тот момент, что разговариваю с уибробцем. — Неужели вам еще не обрыдли эти Превосходительства? Неужто не осточертели? Вас от них не тошнит?

— Их Превосходительства указывают, — ответил мистер Аймсори, — что они никогда не должны нам осточертеть. И что тем более нас никогда не должно от них тошнить.

Случай был безнадежный. Я встал и бросился наутек.

— Ай’м сори, — крикнул вслед мне мистер Аймсори. — Извините, плиз, вернитесь.

Но я не вернулся. Решил, что человека может понять только человек. Вечером, когда конюшня заснула, я вошел в стойло капитана Лемюэля. Он держал в руках сосуд из тыквы и мурлыкал песенку о пенни, которое когда-то его отец дал ему, чтобы он купил жареный картофель. Он даже не выслушал меня до конца.

— Дио, все ли у вас дома? — таков был его ответ.

Я сказал — предполагаю, что все, но его это не тронуло. Тогда я добавил, что надеюсь лишь на него, на его мудрость и опыт мореплавателя. Он взглянул на меня более благосклонно. Я приободрился и намекнул ему, что и он мог бы вместе с нами удрать из этой проклятой Уибробии.

— Мистер Драгойефф, — произнес он, дирижируя тыковкой. — Если бы у меня было желание совершить такую глупость, я бы уже давно был в Англии.

— Неужели? — встрепенулся я и даже ухватился обеими руками за его пустой рукав. — Вы знаете способ убежать отсюда?

— Когда чего-нибудь хочешь, средства находятся, — уклончиво ответил он. — Но какого черта мне возвращаться? Ох, мистер Драгойефф, не ожидал я от вас такого. Да на этот раз они не дадут мне улизнуть, они сожгут меня вместе с моей книгой. Вы этого хотите?

Было очевидно, что мистер Лемюэль руководствуется понятиями, имевшими хождение более двух веков назад. Я объяснил ему, что сейчас нигде в мире живых людей не сжигают, за исключением случаев, когда кто-нибудь где-нибудь пускает в ход напалм, а книги и вовсе нигде не сжигают за исключении Чили и еще некоторых мест, где власть находится в руках хунт.

— Хунт? — удивился мистер Лемюэль. — Разве они снова появились?

Я подробно объяснил ему, что такое хунта и какие виды хунт имеются в мире, добавив, что Англия еще к ним не принадлежит. Последнее обстоятельство окончательно его потрясло. Оно вызвало у него старые воспоминания и новый интерес к утраченному отечеству.

Он засыпал меня вопросами. Первым вопросом было, какой сейчас в Англии король. Я откровенно признался, что не помню, ибо в Англии сейчас короли царствуют, но не управляют.

— А какая партия у власти — виги или тори?

— Извините, мистер Лемюэль, но о таких партиях я не слышал. Сейчас в Англии две партии — лейбористы и консерваторы.

— Проклятые партии, — вздохнул мистер Лемюэль. — Вечно меняют названия.

Затем я должен был ответить на следующие вопросы: как поживают джентльмены Сити и Вест-энда; по-прежнему ли бывших лакеев лендлордов назначают министрами; много ли крадут депутаты обеих палат; сидит ли все еще лорд-канцлер на мешке, набитом нестираной шерстью; пьют ли все еще в Англии много пива и как это влияет на половые функции англичан; существуют ли еще морские пираты и как их используют в государственных интересах и пр. Немного погодя, пока я ломал голову над тем, что ему ответить, он спросил еще: хорошо ли идет торговля неграми; объединились ли немецкие курфюрства и герцогства; существует ли Россия; как здоровье папы; продолжают ли французы говорить по-французски; улыбаются ли дипломаты, высок ли уровень шпионажа между государствами; цивилизовали ли наконец дикарей и т. д., и т. п.

На все эти вопросы я ответил ему так, чтобы по возможности привлечь его к нашему побегу. Я сообщил, что джентльмены Сити и Вест-энда живут не так хорошо, как нам всем бы хотелось, но, слава богу, не голодают, потому что о них заботится вся английская нация; что министрами сейчас назначают не лакеев лендлордов, поскольку таковых почти нет, а лакеев бизнесменов, поскольку таковые имеются в изобилии; что лорд-канцлер сидит на пустом мешке, а на набитом, наоборот, сидят американские сенаторы, да и то до поры до времени, потому что овцы, способные давать шерсть, что-то заволновались и как будто не хотят больше мирно пастись…