Дэвид Барнетт - Земля вызывает майора Тома [litres]

Элли ничего не говорит. Она лишь смотрит на Глэдис немигающим взглядом. Джеймс, закрыв лицо руками, плачет.

– Четыре миллиона долларов! – торжествующе объявляет Глэдис. – Четыре миллиона! Мы будем богаты, Элли, богаты! – Она начинает петь: – Кто хочет стать миллионером? Я хочу! Кто хочет стать миллионером? Мы хотим!

Джеймс продолжает рыдать, а Элли просто стоит как вкопанная, и письма падают из ее рук, словно осенние листья. Глэдис подскакивает со своего кресла и начинает пританцовывать, все напевая и напевая. Джеймс поднимает голову и смотрит на Элли красными от слез глазами.

– Мы ведь не получим никаких миллионов, да?

– Кто хочет стать миллионером? Мы хотим! – продолжает петь Глэдис.

– Нет, конечно. Ее кинули. Просто кинули. Никогда не думала, что кто-то действительно попадается на такое.

– Элли, – говорит Джеймс, – Элли, что же теперь будет?

Она не смотрит на него. Ее взгляд прикован к стоящей на камине свадебной фотографии родителей. Элли даже не узнает собственного голоса, звучащего так ровно и безучастно, когда она наконец начинает говорить:

– Что теперь будет? Меньше чем через три недели в наш дом придут какие-то люди. Они заберут у нас ключи и выставят все наши вещи на улицу. Нам негде будет жить. Но это не имеет значения, потому что на нас тут же обрушатся социальные службы. И когда они увидят, в каком она состоянии, то ее сразу же заберут от нас. Упекут куда-нибудь. А нас тоже куда-нибудь отправят. Отдадут в приемную семью. Или в приют. Если нам повезет, то мы сможем остаться вместе, но не стоит на это особо рассчитывать. И все это будет продолжаться до тех пор, пока отец не выйдет из тюрьмы.

Джеймс рыдает в голос и всхлипывает. Бабушка пританцовывает вокруг него, распевая свою песню. А Элли просто стоит и смотрит на фотографию родителей. Ее охватывает необыкновенное, очень странное спокойствие.

– Мы в дерьме, – тихо говорит она. – По самые уши.

Этот пруд или, как его называли многие поколения детей, место влюбленных парочек и любителей «кайфануть». Пруд находился в двадцати минутах ходьбы от дома Мейджоров. Для Томаса это был уже их третий дом – и каждый из них был все просторнее и грандиознее по меркам среднего класса, чем предыдущий, – и все это стараниями его отца, упорно карабкавшегося наверх по карьерной лестнице в страховой компании, где он работал до своей смерти. Всю жизнь в Кавершаме, и всю жизнь вверх по лестнице. Фрэнк Мейджор не давал своей семье долго задерживаться на одном уровне, чтобы ни у кого не было возможности остановить на нем слишком пристальный взгляд и заметить несообразности в лоскутном одеяле его личной жизни. Где я был в пятницу вечером? Да какая разница, вы лучше взгляните на это! Новый дом! Новая машина! Кожаный диван «Честерфилд»!

Прежде чем увидеть Питера и его друзей, Томас слышит их голоса. Дождь временно перестал накрапывать, но тяжелые тучи все равно нависают над головой, когда он идет среди высокой сверкающей травы по тропинке, ведущей к рощице вокруг пруда. Этот водоем на самом деле не больше широкой канавы, но при этом очень глубокий. Он находится неподалеку от коттеджного комплекса, и красная телефонная будка, притулившаяся на тротуаре, словно обозначает вход на эту территорию – излюбленное место стольких поколений мальчишек.

Если бы у Томаса не было Лоры и ему не предстояло бы в этот день свидание с ней, его сердце, наверное, кольнула бы зависть к тому, с какой легкостью его младший брат, которому в этом августе исполнится всего десять, обзаводится друзьями. Питер, конечно, не хватает звезд с неба в школе, но его способность без какого-либо труда всех очаровывать – абсолютная загадка для Томаса: его брат мгновенно устанавливает контакт с абсолютно незнакомыми людьми и легко может завести разговор с кем угодно. Томас – способный, прилежный и делает большие успехи в учебе, но социальные навыки для него – нечто крайне сложное, а иногда и совершенно недоступное, так же как футбол, бросание «блинчиков» по воде и расстегивание бюстгальтера одной рукой. То, что ему довелось попробовать – хоть и безуспешно, – проделать этот последний трюк, наполняет его некоторой гордостью.

Пробравшись между деревьями, Томас наконец видит Питера и четверых или пятерых его друзей – ему не удается подсчитать, сколько их на самом деле, поскольку они ни секунды не стоят на месте: все они раздеты до трусов и мокрые. Измочаленная толстая веревка привязана к ветке дерева, нависающей высоко над прудом, с его темными и глубокими водами, простирающимися, однако, лишь на тридцать футов в ширину. Мальчишки явно купались, несмотря на запреты взрослых. Пруд, как поговаривали, таил в своих черных глубинах множество опасностей: его дно превратилось в настоящую свалку, где лежали тележки из супермаркета, велосипеды и даже оранжевая «Лада».

Мальчишки собрались гурьбой вокруг Питера, который сидит, прижавшись своей голой спиной к стволу дерева и раскинув ноги. Томас останавливается, встревоженный.

– Раз, два, приготовились! – кричит Питер, и один из его друзей поджигает спичку из коробка, очевидно, украденного у матери из кухни, и подносит ее к провисающей мокрой ластовице трусов Питера. Тот зажмуривается и издает громкий звук. Спичка гаснет, и все разочарованно выдыхают.

– Эй, пойдем, – говорит брату Томас. – Мама отправила меня за тобой. Тебе нужно к зубному.

Питер недовольно кривится.

– Почему не было вспышки, когда я газанул, Томас? Ну-ка, скажи! Ты же ученый!

Томас наклоняет голову набок и принимается рассуждать.

– Сероводород, который, кстати, и придает неприятный запах кишечным газам (а твои уж воняют так воняют), является горючим.

Мальчишка, который держал спичку, а теперь натягивает футболку на свое худое белое тело, говорит:

– Это точно, Пит. Вонь была просто убойная.

– Метан так же горюч. Равно как и кислород. Остальная часть кишечных газов состоит главным образом из азота, углекислого газа и водорода.

– Но почему оно не загорелось, Томас? – спрашивает Питер, провожая глазами одного из мальчишек, который, взявшись за веревку, пролетает над прудом и с громким всплеском плюхается в воду.

– Может быть, трусы у тебя были слишком мокрые. Оттуда полетела вода и погасила спичку. И вообще, на самом деле нужно, чтобы было высокое содержание метана: вот тогда получится красивое голубое пламя. Ладно, все, пойдем уже, тебе ведь к зубному.

– А как ты думаешь, на космическом корабле такой выхлоп загорелся бы?

– Кто его знает, – говорит Томас. – Давай, пошевеливайся. У меня скоро встреча с Лорой.

– Еще один прыжок! – Питер ускользает, прежде чем Томас успевает его остановить. Схватив веревку, Питер вытаскивает ее обратно на берег, и через секунду, обхватив сделанный на ее конце измочаленный узел своими тонкими, как спички, ногами, уже взлетает над водой. С криком «Джеронимо!» он отпускает веревку и, раскинув в стороны руки и ноги, летит над прудом, а потом, вытянувшись в последний момент в тонкую стрелу, пронзает ногами поверхность воды и погружается в нее почти без всплеска.