Дэвид Барнетт - Земля вызывает майора Тома [litres]

Томас испытывает внезапный укол зависти к Питеру – такому беззаботному и бесстрашному, так непохожему на него самого. Томас никогда в таком возрасте не рискнул бы полетать на веревке над прудом, ему никогда бы не хватило смелости так, очертя голову, броситься в воду. Не потому ли, думает Томас, отец всегда любил Питера больше? Потому что Питер – настоящий мальчишка, бойкий, отчаянный, безрассудный, из тех, кто может перепачкаться в грязи с головы до ног и мчаться куда угодно, не думая об опасности. Возможно, Фрэнк Мейджор видел в Питере часть самого себя, то, чего он никогда не находил в Томасе. Бесшабашность. Отец так легко перенес свою любовь с Томаса на Питера. Младший сын оказался гораздо ближе ему, намного понятнее. Питер не прикалывал к стене Периодическую таблицу, не заслушивался старой музыкой. Он мог уверенно обсуждать футбол и стал уже одним из своих парней. Однако после смерти Фрэнка отношения между братьями поменялись: Томасу кажется теперь, что разница в возрасте между ним и Питером гораздо больше, чем восемь лет, и он все больше скатывается к роли его отца, чему их мама, похоже, только рада. Но мне ведь всего восемнадцать, думает Томас. Я еще не готов быть отцом. Его смутно беспокоит мысль о том, не придется ли ему однажды поговорить с Питером об «этом», о «птичках и пчелках». Хочется верить, что удастся этого избежать.

Томас вспоминает про электронные часы Питера, лежащие у него в кармане, и достает их. Почему-то одновременно с этим в его памяти всплывает та старая песня, звучавшая этим утром по радио. Посмотрев, сколько времени, Томас начинает насвистывать, думая о Лоре. Потом он снова бросает взгляд на часы и смотрит на мальчишек, которые отчаянно копошатся в большой куче кое-как сваленной и перепутавшейся одежды, пытаясь выудить из нее свои джинсы и джемпера.

Питер, появившись на поверхности воды, кричит:

– Еще разок!

Вздохнув, Томас решает позвонить Лоре и предупредить ее, что он может опоздать. Он бежит по короткой тропинке к телефонной будке и роется в карманах в поисках мелочи.

Телефон Лоры занят. Томас стоит, наполовину высунувшись из будки, и некоторое время слушает короткие гудки. Он видит сквозь ветви деревьев худую фигурку Питера, снова взлетающую над прудом. Со вздохом повесив трубку, Томас пробирается назад через заросли и вдруг осознает, что Питера до сих пор не видно.

Он смотрит на часы в своей руке и пытается вспомнить, сколько секунд прошло с тех пор, как он видел Питера, пролетающего на веревке.

На сколько времени человек может задержать дыхание?

Томас окидывает взглядом пруд, неподвижный, как Саргассово море, и хмурится.

Он пытается припомнить, как долго ему самому удавалось задерживать дыхание под водой в бассейне. Секунды неумолимо бегут. Может быть, Питер уже выплыл на другой берег?

Откуда-то издалека доносится лай собаки.

Над водой плывет запах горящих углей: кто-то из ближайших домов, очевидно, разжег у себя во дворе огонь для барбекю, спеша воспользоваться прекращением дождя.

Томас хлопает по плечу одного из мальчишек.

– Где Питер?

Тот, оглядевшись по сторонам, пожимает плечами и продолжает бороться со своими носками, не желающими натягиваться на мокрые ноги. Томас чувствует, как внутри у него все сжимается.

Питер так и не вынырнул из воды. Это совершенно точно. Томас увидел бы его. Но, может быть, он просто решил пошутить? Может, он незаметно выбрался из воды, худой, как тростинка, и прячется сейчас где-нибудь за деревом, посмеиваясь над ним?

Томас вновь смотрит на часы.

Над тихими водами пруда порхает стрекоза: ее крылья двигаются так быстро, что их невозможно разглядеть, а ее переливающееся голубое брюшко сверкает на солнце, чьи лучи внезапно и совершенно неожиданно пробились сквозь нависающие ветви деревьев.

– Питер! – кричит Томас. – Питер!

Он видел, как тот нырнул в пруд. В этом нет никаких сомнений. Словно вонзился в воду, как лезвие ножа, едва подняв брызги.

Но Томас больше не видел его на поверхности.

– Питер! – кричит он, и его голос срывается.

Привлеченные отчаянным криком Томаса, мальчишки собираются вокруг него, как собаки.

– Пит не вынырнул!

– Пит в пруду!

– Он утонул! Утонул!

– Он должен нырять!

– Почему он ничего не делает?

– Он должен его вытащить!

Томасу кажется, как будто он только что вылетал из своего тела, но не смог вырваться и вынужден был вернуться, словно притянутый назад невидимой эластичной нитью. До него доходит, что они говорят о нем.

Он должен нырять.

Он ничего не делает.

Он должен его вытащить.

Томас знает, что следует делать, но его будто парализовало. Он просто стоит и смотрит на воду – черную из-за отражающихся в ней туч – и следит взглядом за единственной стрекозой, лениво и беспорядочно порхающей над тихой поверхностью пруда.

– Бегите за помощью, – шепчет он, чувствуя, что все его тело заледенело, кроме сухих, потрескавшихся губ. – Вызовите «Скорую».

Мальчишки, как единое целое, бросаются сквозь заросли, оставив Томаса наедине с водой, тишиной и электронными часами, неумолимо отсчитывающими на своем сером дисплее каждую секунду его бездействия. В конце концов он сдвигается с места и заходит в холодный пруд, бредя сначала по мелководью и бессмысленно размахивая в воде руками, словно Питера можно было бы отыскать где-то совсем рядом. Потом дно резко уходит у него из-под ног, и он уже не чувствует под собой ничего, кроме слабого сопротивления водной толщи. Когда его голова оказывается полностью в воде, Томас закрывает глаза, и его щеки раздуваются от набранного воздуха: он судорожно шарит руками повсюду, пока его пальцы не вцепляются во что-то мягкое. Он начинает тянуть это изо всех сил, и тут чьи-то руки крепко хватают его за плечи и вытаскивают на поверхность. Вода и водоросли мешают ему четко видеть, но ему удается разглядеть, что в воду заходит множество людей, пришедших на помощь.

– Я нашел его, – сдавленно произносит Томас, вспомнив наконец, что нужно дышать. Его руки все еще сжимают свою находку, но, опустив глаза, он видит, что это всего лишь какая-то тряпка, утопленный старый халат. А вовсе не его брат Питер.

Когда Томаса вытаскивают из воды и полицейские водолазы достают наконец тело Питера – бледное, раздувшееся от воды и посиневшее от холода, ему говорят, что он сделал все, что мог – его брата было уже не спасти. На дне пруда действительно лежала старая «Лада», и нога Питера застряла в ее разбитом окне, на глубине пятнадцати футов. Конечно, это была не та бездонная пропасть, которой пугала местная легенда, но и эта водная илистая ловушка стала могилой для его брата. В связи с этим, конечно же, проводят дознание, и Томасу приходится давать свидетельские показания, так же как и мальчишкам, которые были на пруду вместе с Питером. Следователь хвалит его за то, что он послал детей за помощью и сам попытался спасти брата. Однако потом, когда все показания свидетелей складываются в единую картину, становится ясно, что прошло целых две минуты с момента исчезновения Питера под водой до того, как Томас наконец вошел в пруд, чтобы его найти. Стоя за полированной деревянной свидетельской трибуной, Томас чувствует на себе тяжелый взгляд своей матери. Питер оставался живым под водой, вероятно, лишь около минуты. Потом уже никто ничего не мог сделать.