Дэвид Барнетт - Земля вызывает майора Тома [litres]

– Давай поцелуемся, – говорит она.

Дэлил ставит свою бутылку на стол и берет Элли за локти, а потом, засмеявшись, мягко отстраняет ее от себя.

Она чувствует, что на глаза у нее вот-вот навернутся слезы.

– Разве я тебе не нравлюсь?

– У меня есть принцип – не идти на поводу у девушек, когда они пьяны, – кричит он.

Элли поднимает брови и начинает отгибать пальцы.

– Во-первых, Дэлил Аллейне, я вовсе не пьяна. Я выпила всего две бутылки. Или три. А во‐вторых… ты так часто уже бывал в таких ситуациях, что выработал принцип?

– У каждого джентльмена должны быть принципы, – заявляет Дэлил. – Но, если честно, это первый раз, когда мне довелось применить мой принцип на практике.

Через какой-то – как кажется Элли, довольно долгий – промежуток времени она сидит на бетонном полу, прижавшись спиной к шлакоблочной стене, и плачет, сама не зная, почему.

– Ты можешь одолжить мне пять тысяч фунтов? – спрашивает Элли.

– Я бы одолжил их тебе, если бы они у меня были.

– А твои родители? Может быть, они могут занять мне деньги?

Дэлил смеется.

– Мой отец работает водителем автобуса, а мама – уборщицей. Нам хватает денег на жизнь, но едва-едва. Мне очень жаль, Элли.

– Если твой отец – водитель автобуса, а мама – уборщица, почему ты сам такой чудак-гений?

Он пожимает плечами.

– Мы обречены повторять прошлое, если не научимся извлекать из него уроки. Я прочел это…

– Знаю, знаю, в «Гардиан».

– В любом случае, это правда. Но я вовсе не считаю, что мои родители живут как-то неправильно. Они замечательные. И все мы в нашей семье странные по-своему, непохожие на других. Это как сказано в начале «Анны Карениной». Только на самом деле это касается не только несчастливых семей. Мы очень многого не знаем о других людях. Вот мой брат, например, безумно увлечен рэпом, а отец пишет картины с потрясающими видами Барбадоса, где он никогда не был. Просто по фотографиям. А моя мама поет как ангел. Все мы замечательны по-своему. Как и любая другая семья. Так же как и ваша.

– В нашей семье нет ничего замечательного. Всё у нас как-то не так.

– Вовсе нет, – мягко говорит Дэлил. – И даже если у вас что-то пошло не так, это не будет длиться вечно. Я прочитал, что Эйнштейн однажды сказал: «Учись на вчерашнем дне, живи сегодняшним, надейся на завтрашний. Самое главное – не прекращай задавать вопросы». Вот, для меня это в самую точку. Надейся на завтра. Именно поэтому я собираюсь стать писателем, или журналистом, или детективом. Или ими всеми одновременно. Ты не можешь перестать надеяться на завтра – это все равно что быть уже мертвым.

– Но для меня проблема в том, как жить сегодня, – говорит Элли. – Я не хочу быть ответственной за всю нашу семью. Я хочу просто быть ребенком.

Дэлил забирает у нее пустую бутылку.

– Дети не нагружаются пивом по самые брови.

– Еще как нагружаются, во Франции. – В кармане у нее начинает вибрировать телефон. – Так что я перееду во Францию, меня удочерит французская семья, и мы будем сидеть на балконе нашей квартиры в Париже, а я буду пить вино и читать «Анну Каренину». – Элли пытается выудить свой телефон из кармана джинсов, но безуспешно. – Кстати, сколько сейчас времени?

Дэлил смотрит на свои наручные часы – конечно же, старые электронные.

– Почти час.

Раздается радостный гул толпы на танцполе, и Дэлил поднимает голову.

– О, это Ферди вышел на сцену.

Внезапно Элли чувствует, что ее желудок сжимается, у нее выходит жидкая отрыжка, и она смотрит на Дэлила широко раскрытыми, полными слез глазами.

– Кажется, меня сейчас вырвет.

В туалетной кабинке со стенками из профнастила Элли стоит на коленях, держась за унитаз и безостановочно извергая содержимое своего желудка. Кто-то ломится в деревянную дверь, вопя, что ему срочно нужно отлить. Дэлил держит ее волосы, чтобы на них не попадал бесконечный поток рвоты.

– Извини, извини, извини, – тяжело дыша, бормочет Элли между приступами рвоты и всхлипываниями.

– Это моя вина, нельзя было позволять тебе столько пить, – говорит Дэлил, поглаживая ее по спине. Элли не может понять, успокаивает ее это или раздражает.

– Да, это ты виноват, – говорит она, снова наклоняясь над унитазом. – Ты не должен был давать мне пить столько пива. Почему у тебя нет такого принципа?

Элли бросает в холодный пот, и ее желудок продолжает болезненно сокращаться, давая все новые приступы рвоты. Вот и закончилось все веселье. А ведь они пришли сюда только для того, чтобы…

– О боже! – Элли принимается всхлипывать. – Мы же пропустили выступление твоего брата. О боже. Извини, извини…

– Да ладно, всё в порядке, – мягко говорит Дэлил. – Чего я там не видел.

Элли опять склоняется над унитазом. В ее желудке, как кажется, уже ничего не осталось, но он все равно как будто желает вывернуться наизнанку. Она садится на корточки, пытаясь успокоить эти безудержные сокращения, и в этот момент что-то выпадает у нее из кармана и со стуком падает на пол. Телефон.

Дэлил поднимает его.

– Хм. Элли, у тебя тринадцать пропущенных вызовов.

Она вытирает со лба капельки пота. Кажется, приступы рвоты окончательно отступили.

– От кого?

– Двенадцать от бабушки, и один от…

Внезапно телефон оживает в его руке.

– От кого еще один? И кто сейчас звонит?

Дэлил смотрит на телефон, словно не веря своим глазам, и протягивает его Элли.

– Там написано «Майор Том».

Элли садится, прижавшись спиной к металлической стенке кабинки, и берет телефон. Ее охватывает беспокойство из-за того, что бабушка пыталась дозвониться до нее целых двенадцать раз. О боже. Что там произошло? И почему…

– Здравствуйте! – говорит она в трубку.

– Элли, – слышится голос майора Тома.

– Нам нельзя с вами разговаривать, – бормочет она, вытирая рот, перепачканный слюной и рвотой.

– Глэдис пыталась дозвониться до тебя весь последний час, – говорит Томас. Его голос звучит неясно и далеко, сопровождаемый шипением и потрескиванием.

– Но это же не тот самый, правда?.. – произносит Дэлил.

– Что случилось? – спрашивает Элли, и туман в ее голове рассеивается. – Что-то с бабушкой? Ей плохо?

– Нет, это из-за Джеймса, – доносится издалека голос майора Тома. – Тебе нужно срочно вернуться домой. Твоя бабушка была просто сама не своя, когда мне звонила. Джеймс убежал из дома.

Лишь около двух часов ночи Дэлилу удается вызвать такси, водитель которого соглашается приехать за ними в промзону и отвезти на Сантус-стрит, где Глэдис все это время расхаживает взад и вперед по коврику перед камином в своем длинном халате и тапочках.

– Наконец-то! – восклицает она, когда Элли и Дэлил появляются в дверях. – Я полночи не могла тебя найти!