Дэвид Барнетт - Земля вызывает майора Тома [litres]

Отец Дженет фыркает.

– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что собираешься продолжать работать?

– Мне бы не хотелось бросать свою карьеру, – мягко возражает Дженет. – Я планировала устроиться в какую-нибудь адвокатскую контору в Йорке.

– Чушь, – говорит отец. – Ты теперь прежде всего жена и мать. Посмотри на свою маму – разве ей было плохо от такой жизни?

Томас бросает взгляд на мать Дженет: она как раз получила с «Амазон» двенадцать копий «Кода да Винчи» и весьма нелепо перевязывает их розовыми и голубыми ленточками – в подарок членам своего книжного клуба, прерывая свое занятие лишь для того, чтобы налить себе бренди.

Дженет улыбается.

– Да, ты прав. Лучшего и желать не приходится.

Томас извиняется, чтобы выйти в туалет и глубоко подышать, размышляя над тем, что стало с той женщиной, которая чуть не сбила его на своей машине в первый день нового тысячелетия. Ему начинает казаться, что, возможно, было бы лучше, если бы она его все-таки сбила.

На День святого Валентина Томас берет выходной и, купив в супермаркете продукты, готовит ужин к возвращению Дженет с работы. Ближе к вечеру раздается телефонный звонок от нее. Она в больнице. Томас мчится туда на такси и находит Дженет в отделении для женщин на ранних сроках беременности: она сидит на кровати, натянув одеяло до подбородка, и ее лицо покрыто темными полосами растекшейся туши.

– Томас, – безучастно произносит она. – Я потеряла ребенка.

Томас старается делать и говорить все, что необходимо в такой ситуации – по крайней мере, в его представлении. Когда Дженет выписывают из больницы, она целую неделю лежит в постели. Томас приносит ей поесть, обнимает ее и плачет вместе с ней. Он потихоньку собирает все детские вещи, книжки и одеяльца и относит их в благотворительный магазин, освобождая квартиру от всего того, что может напомнить Дженет о ее потере… об их потере. В день, когда Дженет решает, что готова вернуться на работу, Томас берет выходной – на тот случай, если она не справится и ей нужна будет его помощь. Однако она прекрасно справляется. Томас в тот день моет посуду на кухне и вдруг видит в окно мужчину, идущего с маленьким ребенком, лет двух, не больше: он держит малыша за руку, а тот делает неловкие, неуверенные шаги по улице. Совершенно неожиданно Томас разражается сухими, безутешными воплями.

Следующий год, вопреки всем ожиданиям Томаса, оказывается весьма приятным. Дженет, как кажется, решает оставить свою беременность в прошлом, словно этого никогда и не было, и с головой уходит в работу и развлечения. Они с Томасом дважды берут отпуск, она решает, что ему нужно отказаться от предложения о работе в «Смит энд Нэфью», и они прекращают поиски дома в Йорке. Они тратят деньги на ремонт своей квартиры, и Томаса приглашают в комитет жильцов их многоквартирного дома. Он с удовольствием принимается за исполнение своей новой роли, наклеивая стикеры на лобовые стекла автомобилей, чьи владельцы не вписываются в разметку, паркуясь на и без того скудном парковочном пространстве; он обходит квартиры жильцов, напоминая им о том, что в выбрасываемых в баки пакетах с мусором не должно быть пищевых отходов во избежание привлечения животных. Томас становится активистом кампании за установку автобусной остановки ближе к их дому. Они с Дженет проводят больше времени вместе, раз в месяц бывают в театре, а летними вечерами пьют вино у реки; она даже соглашается, чтобы он попытался открыть ей дверь в мир настоящей музыки. К его некоторому шоку, она совершенно не воспринимает Дэвида Боуи, но с этим небольшим ее недостатком он все же готов смириться. Они снова начинают заниматься сексом, но уже не так безумно и без той одержимости результатом, как прежде. Томас каждое утро выходит на пробежку: он в прекрасной форме и замечательно себя чувствует, наслаждаясь отсутствием какой-либо ответственности, кроме той, чтобы делать Дженет счастливой.

Если бы Томас не чувствовал такое облегчение от того, что их жизнь, казалось бы, вернулась в прежнее русло, он, возможно, увидел бы, что для Дженет на самом деле это было лишь способом отрицания случившегося, попыткой убежать от всего этого.

В канун Нового года они, как всегда, приехали на праздники в дом семьи Изон. Родители Дженет устроили небольшую вечеринку, где помимо членов семьи присутствовали лишь пара друзей и соседей. О потерянном ребенке не говорили ни слова, словно это несчастье было напрочь вычеркнуто из их недавнего прошлого. Когда из телевизора начинает доноситься бой часов Биг-Бена, Дженет обвивает руки вокруг шеи Томаса и запечатлевает на его губах долгий, пьяный поцелуй.

– Совершенно не жаль этого уходящего года, если честно.

– Что ж… да… в этом году было много всего, – говорит он. – Но если не считать того, что… ну, ты понимаешь… то, может быть, все было не так уж и плохо…

Дженет покусывает его ухо, что Томасу весьма приятно. А потом она шепчет:

– Я готова попробовать снова.

На какое-то безумное мгновение ему приходит в голову, что она имеет в виду Дэвида Боуи. Но потом Дженет добавляет:

– Я про ребенка. Я готова попробовать снова.

– Ну, думаю, с этим не стоит спешить, – рассудительно произносит Томас.

– Я хочу завести ребенка. – Дженет прижимается к нему всем телом.

У Томаса вырывается нервный смешок.

– Что, прямо здесь, в гостиной у твоих родителей?

Дженет отступает на шаг назад, держа его на расстоянии вытянутой руки и заглядывая ему в глаза.

– Так ты хочешь попробовать снова или нет?

Томас не знает, что сказать, но, пока он подбирает слова, становится слишком поздно. Дженет начинает кричать, швыряет свой стакан о стену, и все в комнате останавливаются и смотрят на них. Томас не может разобрать и половины из того, что она выкрикивает, но суть ему ясна. Он никогда не хотел детей. Он даже не расстроился, когда она потеряла ребенка. Он эмоционально недоразвитый, инфантильный мужчина, который думает, что можно идти по жизни вот так – выполняя свою дурацкую, бессмысленную работу Франкенштейна, слушая свою дурацкую, бессмысленную музыку, выходя на свои дурацкие, бессмысленные пробежки и печатая протоколы своего дурацкого, бессмысленного комитета жильцов.

Его дурацкая, бессмысленная жизнь, говорит Дженет, совершенно, совершенно бесполезна.

Ее, рыдающую, уводят на кухню мать с подругами. Отец Дженет собирает осколки разбитого стакана и свирепо смотрит на Томаса.

– Новый год испорчен, – говорит он, и Томас остается стоять посреди комнаты, в то время как все остальные делают вид, будто не обсуждают произошедшее. Больше всего в этот момент ему хочется взорваться и покончить со всем этим, разбив Си-Ди-проигрыватель с бесконечно несущимся из него слащаво-радостным рождественским альбомом Дэниэла О’Доннела, словно кувалдой бьющего его по голове.