Бронислава Бродская - Пробирка номер восемь [СИ]

Аня приехала туда, кода было уже совсем темно. Зашла к соседям, потом с соседом Женей, молодым тридцатилетним парнем пошла к сторожу позвонить договориться, чтобы забрали тело. Тело обещали забрать в районную больницу, и оттуда его можно будет везти в Москву. Мама лежала под простыней в спальне, кто-то уже туда перенес ее легкое тело. «Мама еще одну последнюю ночь проведет на своей любимой даче. Ее увезут только завтра утром. Что ж … хорошо». Аня позвонила домой, дала девочкам указания, узнала, что звонил Феликс и они ему сказали про бабушку. Позвонить Саше в Израиль было тогда непросто, но она дозвонилась, он был в шоке и все повторял, что он «бабушке обещал приехать к ней … в августе … но не успел». «Ни черта бы ты не приехал …» — Аня знала своего сына. Потом она вернулась с Женей в дом. «Иди, Жень. Спасибо. Ты мне и так помог.» Аня не хотела парня задерживать. «Да, ладно тебе. Я с тобой посижу. Куда мне спешить.» Аня кивнула. Действительно, что она тут будет одна делать? Телевизор мамин смотреть? В голове не было никаких жалостливых, философских мыслей, одни практические: организация похорон, надо позвонить на мамину бывшую работу, подругам. Успеет ли приехать Феликс? Да, наплевать, даже если и не успеет. Какая разница. Сашка про похороны промолчал, значит приезжать не собирался.

Женя сходил домой за водкой и даже принес какую-то еду. Аня раскрыла мамин холодильник и они обнаружили котлеты и жареные кабачки. Нашлись овощи, Аня сделала салат, накрыла на стол. Выпили и поели на террасе. Водки была всего одна бутылка, но Аня чувствовала себя сильно пьяной. Женя был меньше пьян, но уходить явно не спешил. На террасе стояла старая широкая тахта, которую папа привез сюда из квартиры. Аня, так и не встав из-за стола, прилегла. Женя заботливо укрыл ее пледом и принес из спальни подушку. Аня задремала, но проспала, видимо, совсем недолго. Очнувшись, она сразу все вспомнила и увидела рядом с собой под этим же пледом соседа Женьку. Было очень тихо, никаких человеческих звуков, только стрекотание кузнечиков. Видимо было еще сравнительно непоздно, может чуть за полночь, поздней ночью кузнечики успокаиваются. В доме пахло дачными запахами: печкой, травой, остывающей землей, дождевой прелой водой из бочки.

Женька притянул Аню к себе и она, прекрасно понимая, что ему надо, не желая анализировать собственное состояние, бездумно и естественно прильнула к нему. Ему было около тридцати, ей — за сорок. Да, какая разница! Ни он, ни она не были друг в друга влюблены, больше того, им обоим было совершенно понятно, что кроме этого единственного раза, у них ничего больше никогда не будет. Аня лежала разгоряченная, пьяная в его объятьях, оглушенная горем. Только сейчас она поняла, как ей хреново, как жаль маму, как ей страшно одной, как хорошо, что он тут с ней оказался.

Как смог этот молодой Женька, с которым до сего времени, она просто здоровалась, оказаться в нужном месте в нужный час? Как он догадался, что ей одиноко, пусто, плохо. Он принес ей еду и водку и утешил, как мог, тем единственным способом, каким инстинктивно мужчина может утешить женщину. Аня встала и Женька спросил ее «Ты куда?» «Я сейчас …» — ответила она. Прошла в комнату и отвернула с маминого лица простыню. Мама лежала с закрытыми глазами, лицо ее было спокойно и миролюбиво. «Вот, — подумала Аня, мама умерла, лежит в соседней комнате и я тут сразу, у нее под боком еблась, да еще как … Последнее слово осталось за мной. Я — в своем репертуаре. Мама меня так и не поняла, но … простила. Мы с ней такие разные». И все-таки Аня чувствовала себя виноватой. Нет, вовсе не перед Феликсом, а перед мамой. Но поправить теперь было уже ничего нельзя, и все-таки, как всегда, полной уверенности в том, что «мама не сердится» у Ани не было. Вот папа бы точно не сердился. И какое совпадение: мама умерла в 66 лет, Аня прокручивала в своей памяти то далекое летнее, горестное событие, когда мама умерла, … и ей тоже было сейчас 66 лет, как и маме.

Родители не так уж были довольны, когда она согласилась распределиться на работу в Того. Папа считал, что это, как он говорил, не карьера, что Аня там только время потеряет. Хотя можно было подумать, что в школе была «карьера». Мама не хотела ее отпускать совсем по другим причинам. Она всего боялась, Конторы в частности, да к кому же ее восприятие Того было на уровне «не ходите, дети, в Африку гулять». Кто бы мог подумать, что мама по большому счету окажется права. Где-то с месяц у них были семинары в здании Моссовета, в отделе образования, медосмотры, прививки, потом шумной гурьбой они долго летели на самолете. Сначала до Дакара, а уж оттуда маленьким самолетом в Ломе. Прилетели в местный аэропорт Токоин: маленький с единственным терминалом и душным залом прилета. Аня очень устала, да и все ребята давно перестали шутить. В утлом раздолбанном автобусе их привезли в здание посольства, где все прослушали подробный, и малопонятный инструктаж. Сотрудников посольства было немного, и не все им сразу были представлены. К Аниному удивлению переночевать им пришлось в конференц-зале посольства, где им раздали спальники, так десять спальников и дали. Мальчикам предложили положить свои спальники в коридоре, но все предпочли остаться вместе.

Наутро Аня с ребятами прогулялась по городу. Откровенно говоря, Ломе и городом можно было назвать только с большой натяжкой. Собственно дальше центра, университета, рынка, «белого» квартала им и ходить-то воспрещалось, ну, то-есть, не воспрещалось, а не рекомендовалось. Аня сразу поняла, что рекомендации были верными: действительно идти в дебри окраинных районов ей вовсе не улыбалось, все были настолько необычным, незнакомым, что, если бы была ее воля, она бы вообще за забор посольства никуда не выходила. Они, держась все вместе, сходили на «Большой рынок», трехэтажный, похожий на улей, торговый центр. Там, с Аниной точки зрения, не было ничего интересного, какие-то африканские продукты, статуэтки, разный текстиль. Белых вокруг было крайне мало, слышалась французская речь, но входить в контакт с европейцами им тоже не рекомендовалось. Посол сказал, что им бы еще следовало дойти до «Деревни Ремесленников», там можно было увидеть местных художников за работой, купить в подарок в Москву батики и фигурки из дерева. Но, это все потом, когда они будут уезжать. На уникальном рынке «Марше-де-Фетиш», где продавались предметы культа Вуду, всем следовало быть особенно осторожными, ни в коем случае не покупать никаких сомнительных микстур, или чучел животных. «Опасайтесь провокаций!» — вот так им сказали. С местными без надобности в особые контакты не вступать, однако быть вежливыми. Ну … понятно, он, посол, «надеется, что ребята его поняли: политическая обстановка в городе еще не очень стабильна, и отношения между нашими двумя странами развиваются, и они все призваны способствовать дружбе …», ну и т. д.