Бронислава Бродская - Аудитор [СИ]

Новогодний вечер проходил мимо Мелихова, и Ирине это было неприятно. Он что-то отвечал на вопросы, несколько раз спросил сам, но Ира видела, что он сейчас только с Надей, остальные для него не существуют. На какое-то время оба перестали танцевать, уселись на диван, и Надя что-то оживлённо ему рассказывала, а он внимательно слушал, хотя обычно прерывал собеседников и ему не хватало терпения выслушивать людей до конца. Ему казалось, что он уже всё понял, а главное — знает, о чём ему пытаются рассказать. А сейчас говорит одна Надя, а он… неужели он ничего о себе не рассказывает? Конечно же, ничего ему про неё не интересно, но слушать надо. Да, так надо, чтобы понравиться бабе. Пусть думает, что она умная. Почему он сам молчит, Ирине тоже было примерно понятно — в чём он так уж хорошо разбирается? Музыка, живопись, литература? Нет, не его. Надька — натура художественная, а он в искусстве — ноль. Как жаль, что тут рояля нет, Мелихов так хотел рояль в эту ночь! Прямо как чувствовал, что он мог бы ему пригодиться. Вот он бы сбацал! Ирина знала, как он умеет это делать. Садится, играет — как бы для всех присутствующих, а на самом деле только для кого-то одного. Сейчас бы играл для Нади, спрашивал бы её, что бы она хотела услышать. А вот и сдулся бы. Откуда Надька, давным-давно живя в Америке, почти не контача с русскими, не смотря русское телевидение, знала бы, чего ей сейчас попросить!

Дети долго открывали подарки, и было видно, что Мелихов заскучал. Зато наверх, смотреть концерт, он прямо-таки побежал: «Наденька, прошу вас! Мы программу подготовили. Посмотрите, как у нас получилось!» Наверху они уселись рядом на диване. «Наденька, Наденька!», — можно подумать, что они снимали этот концерт для неё. Ну, правильно, сейчас она увидит, какой он молодец, как здорово играет. Настроение у Ирины заметно портилось. Что-то в поведении Мелихова её коробило: суетится, пыжится, хлопочет, шустрит. А для чего? Совсем сошёл с ума папаша. Неужели стоит вот так выкладываться, лезть вон из кожи ради Надьки? И зачем она только её пригласила!

Концерт был настолько хорош, трогателен, что все смотрели и слушали как заворожённые. Папа выглядел за роялем просто замечательно, играл в своей неповторимой манере, которую никто бы не смог воспроизвести. Ира ждала этих кадров с отцом. Почему-то её обуревали дурацкие страхи: раз папа «такой», они его на видео не увидят… привидения же не видны в зеркала. Её тревоги оказались напрасными. Папу было видно точно так же, как и всех. Программа так брала за душу, что Ирина на время забыла о папе и его, как ей представлялось, неприличных ухаживаниях. Ею овладело блаженное удовлетворение: папа выложился на полную катушку! Дети сделали почти невозможное — они талантливые и тонкие, они любят и чувствуют музыку. Вся её семья не подкачала, и она ими гордилась, но и собой, конечно, тоже.

Был второй час ночи, попили чаю, и Ирина принялась укладывать детей. Надя вдруг заторопилась, срочно запрощалась, сказав, что ей пора. Ира, улыбнувшись, выразила опасение, как же Надя ночью поедет одна, но она устала и была совершенно не против того, что гости начали расходиться. На гитаре они так и не поиграли. Дети потанцевали, поскакали, а после фильма было уже поздно, сил хватило только на чай. Ирина в одиночестве бродила по второму этажу, внизу было тихо. Когда она спустилась, чтобы хоть немного разобрать посуду, то увидела Федю, который убирал в холодильник остатки еды.

— А папа где? Мы в его комнате Наташеньку положили, у него будет беспокойная ночь.

— Папа уехал.

— Куда это?

— С Надькой.

— Зачем? Проводить её решил? Он что, за руль сел?

— Не знаю, кто у них сел за руль. Это сейчас не имеет значения.

— Зачем ты его отпустил?

— Ты совсем обалдела? Как я его мог не отпустить?

— Надо было меня позвать.

— Да всё это произошло буквально за минуту. Надя уходила, отец подхватил в гараже мою пуховую куртку и вышел вместе с ней. Я сначала думал, что он просто так… сейчас вернётся, а он с ней уехал. А зачем — это уже другой вопрос. Наверное, понятно, зачем.

— Ты с ума сошёл.

— Да нет. Что тут такого сумасшедшего? Ты не видела, как он весь вечер её обрабатывал?

— Видела.

— Ну, вот. У него получилось. Молодец. Я за него болел.

— Федь, что ты за гадости говоришь! Он же мой отец.

— И что? Они взрослые люди. Кому от этого плохо?

Ира лежала в полной уверенности, что всё равно не заснёт. Через несколько часов проснётся Наташа, а она всё думает об отце. С Надьки-то что возьмёшь! Ей понравился родственник. Что тут такого? Да и про папу… если разобраться — всё объяснимо. Разве она не знала, что папа ходок, что он всегда делает стойку на симпатичных женщин? Хотя Надя… такая ли уж симпатичная? Красотка? Какой красоткой можно назваться в шестьдесят лет? Просто она представляет собой тип женщины, который может нравиться отцу — ухоженная, женственная, завлекательная, не слишком умная. Ум, с его точки зрения, качество мужское и в даме необязательное, и даже нежелательное, лишающее шарма.

Первое января встретило обычным посленовогодним хмурым утром. Дети встали рано, Наташа уже с шести часов гуляла с Федей внизу. Позавтракали за столом, на котором остались грязные чайные чашки и неряшливо разрезанный торт, потерявший свою красоту и торжественность. Невыспавшиеся родители приехали за детьми только после двенадцати. Отец не возвращался и не звонил. Ирина, конечно, могла бы и сама позвонить Наде, но из упрямства, смешанного с раздражением, не стала. Если бы Надя сама позвонила ей и сказала, мол, забирайте вашего Леонида, она бы, наверное, назло ответила, что не поедет, что Надя сама его забрала и теперь пусть сама и привозит домой. Не тут-то было! Да и сказала бы она так на самом деле или не решилась бы, можно было проверить, только если бы Надя позвонила, но звонка не было. Все разъехались, посуду убрали, и Ирина прилегла отдохнуть. Она не спала всю ночь, и ей хотелось бы уснуть, но беспокойство, что отец не дома, мешало.

Как к дому подъехала машина, она не слышала — наверное, всё-таки задремала. Хлопнула входная дверь. Три часа. Ага, явился. Ира была уверена, что Надя папу привезла, но сама не зашла.

Она спустилась вниз, обещая себе, что ничего не будет у него спрашивать, просто предложит поесть. Но когда увидела его, стоявшего как ни в чём не бывало у открытой дверцы холодильника, ею овладел такой гнев, что она себя не сдержала:

— Где это ты был? — папа резко обернулся, на лице его была усталая улыбка, никакого серьёзного объяснения с дочерью он не планировал.

— Я у Нади был. Федя видел, как мы уехали. Ты что, волновалась?

— При чём тут «волновалась»? Не в этом дело.

— А в чём? Ир, что-то я тебя не понимаю.