Стивен Кинг - На подъеме

– Я чувствую себя на подъеме, – наконец сказал он.

Он взглянул на Дейдре Маккомб, увидел ее сияющие глаза и понял, что она знает, почему он выбрал ее.

Майра заманила Билла в кошачью переноску. Доктор Боб отнес переноску в машину и поставил на заднее сиденье. Потом все четверо встали на крыльце, их дыхание плыло белыми облачками в морозном ночном воздухе. Скотт остался у порога, крепко сжимая одну из скоб.

– Можно, я кое-что скажу, прежде чем мы уйдем? – спросила Майра.

– Конечно, – ответил Скотт, хотя предпочел бы, чтобы она промолчала. Чтобы они просто ушли. Ему казалось, он понял одну простую, но очень важную истину (истину, без которой вполне мог обойтись): прощаться с собой, медленно, фунт за фунтом, тяжело, но еще тяжелее прощаться с друзьями.

– Я была глупой старухой. Мне очень жаль, что все так получилось с тобой, Скотт, но я рада, что у меня открылись глаза. Иначе я бы осталась слепа к некоторым прекрасным вещам и прекрасным людям. Я бы осталась недалекой глупой старухой. Тебя я обнять не могу, так что придется ограничиться этим.

Она раскинула руки, привлекла к себе Дейдре и Мисси и крепко их обняла. Они обняли ее в ответ.

– Я уважаю твое решение, Скотт, – сказал доктор Боб, – но если что… если я тебе буду нужен, звони, и я сразу примчусь. – Он рассмеялся. – Ну, как примчусь? Скорее приковыляю. Но ты понял, о чем я.

– Да, – ответил Скотт. – Спасибо.

– Ну что ж. До свидания, дружище. Смотри, куда ставишь ноги. И как.

Скотт наблюдал, как они идут к машине доктора Боба. Наблюдал, как садятся в нее. Он помахал им, держась за скобу. Потом закрыл дверь и пошел в кухню, передвигаясь плавными прыжками и чувствуя себя каким-то мультяшным персонажем. Собственно, именно по этой причине ему было важно хранить свое состояние в тайне. Он понимал, что выглядит абсурдно. Это и был полный абсурд… но только для стороннего наблюдателя.

В кухне он сел за стол и посмотрел в пустой угол, где на протяжении последних семи лет стояли миски Билла. Он смотрел туда долго. Потом пошел спать.

На следующий день он получил электронное письмо от Мисси Дональдсон.

Я сказала Диди, что тоже хочу пойти и быть с тобой до конца. Мы чуть не поссорились. Но потом я сдалась, когда она мне напомнила про мою ногу и каково мне было в детстве с моим увечьем. Теперь я могу бегать – я люблю бегать, – но я никогда не занималась спортом профессионально, как Диди. Потому что меня хватает лишь на короткие дистанции, даже после стольких лет. Я родилась с эквиноварусной деформацией стопы, или косолапостью. В семь лет мне сделали операцию, но до этого я ходила с тростью и потом еще несколько лет училась ходить нормально.

Когда мне было четыре – я хорошо это помню, – я показала свою стопу подружке Фелисити. Она рассмеялась и сказала, что у меня жутко уродливая и противная нога. После этого я никому не показывала свою ногу, только маме и врачам. Я не хотела, чтобы надо мной смеялись. Диди говорит, что ты сейчас чувствуешь то же самое, что я чувствовала тогда. Она сказала: «Он хочет, чтобы ты запомнила его нормальным человеком, а не скачущим по всему дому подобием плохих спецэффектов в фантастических фильмах 1950-х годов».

Я все поняла. Но это не значит, что мне нравится происходящее. Это несправедливо. Ты такого не заслужил.

Скотт, то, что ты сделал в день гонки, дало нам возможность остаться в Касл-Роке. Не потому, что у нас здесь ресторан, а потому, что теперь город нас принял. Диди думает, что ее пригласят в Молодежную торговую палату. Она смеется и говорит, будто это глупо, но я знаю: на самом деле она так не считает. Это тоже награда. Как те награды, которые она получила в гонках. Да, нас примут не все, я не настолько глупа (или наивна), чтобы в это поверить. Но большинство примет. Уже приняло. Без тебя ничего этого не было бы. И без тебя моя любимая никогда не смогла бы полностью открыться для мира. Она тебе не скажет, но я скажу: ты снял с ее плеч большой груз, и она снова смогла распрямиться. Она всегда была человеком язвительным и колючим, и вряд ли ее характер изменится, но теперь она открылась. Она видит то, чего не видела раньше. Слышит то, чего не слышала раньше. Может стать кем-то, кем никогда бы не стала раньше. И все это – благодаря тебе. Ты помог ей подняться, когда она упала.

Она говорит, между вами есть связь, взаимное чувство, и потому только она – и никто другой – должна оказать тебе помощь в конце. Ревную ли я? Да, немножко. Но мне кажется, я понимаю. Поняла, когда ты сказал, что чувствуешь себя на подъеме. Она себя чувствует так же, когда бежит. Вот почему она занимается бегом.

Будь храбрым, Скотт, и знай, что я думаю о тебе. Да хранит тебя Бог.

С любовью,

Мисси

P. S. Мы всегда гладим Билла, когда заходим в книжный. Мне кажется, он по тебе скучает.

Скотт подумал было позвонить ей и поблагодарить за добрые слова, но решил, что лучше не надо. Вдруг они оба расчувствуются. Однако он распечатал ее письмо и положил в кармашек грудной обвязки.

Когда настанет время уйти, он возьмет его с собой.

Утром в следующее воскресенье Скотт добрался по коридору до ванной шагами, которые вовсе ими не были. С каждым шагом он взлетал под потолок и отталкивался руками, чтобы спуститься вниз. Включилась печка, и Скотта буквально сдуло потоком воздуха из вентиляционной решетки. Ему пришлось схватиться за скобу, чтобы преодолеть зону сквозняка.

В ванной он некоторое время парил над весами, прежде чем опуститься. Сперва Скотт подумал, что весы не покажут вообще ничего. Но они все-таки выдали 2,1 фунта. Чего-то подобного он и ожидал.

В тот вечер Скотт позвонил на мобильный Дейдре. Он не стал ничего объяснять, просто сказал:

– Ты мне нужна. Сможешь прийти?

– Да. – Это все, что она ответила, и все, что ему было нужно.

Входная дверь была закрыта, но не заперта. Дейдре проскользнула внутрь, не открывая дверь полностью из-за сквозняка. В прихожей было темно. Дейдре включила свет и прошла в гостиную. Скотт сидел в инвалидной коляске. Ему удалось просунуть одну руку в плечевой ремень обвязки, пристегнутой к спинке, но его тело парило над сиденьем, и вторая рука никак не попадала в ремень. Его лицо блестело от пота, рубашка на груди потемнела.

– Я уже думал, что не дождусь тебя, – хрипло выдохнул он. – Мне пришлось плыть к коляске. Брассом, можешь себе представить?

Да, Дейдре могла себе представить. Она подошла и остановилась перед Скоттом, изумленно разглядывая его.

– Ты давно так болтаешься?

– Достаточно. Хотел дождаться темноты. Как там, стемнело?

– Почти. – Она опустилась на колени рядом с коляской. – Ох, Скотт. Это какой-то кошмар.