Елизавета Сагирова - Оазис

— Что? Грех? — Ирэн запрокинула голову и искренне, заразно расхохоталась — будто зазвенел целый сонм колокольчиков. — И это мне говорят девочки, которые очень красиво ушли из приюта, оставив за своей спиной пылающую церковь? А до этого дополняли изображения Иисуса неприличными деталями? Читали запрещённую литературу?

Я бросила на Яринку сердитый взгляд — зачем она всё это рассказала?! Подруга виновато потупилась.

— Грех! — продолжала веселиться Ирэн. — Маленькие мои, вы хоть понимаете, что означает это слово, или как попугайчики повторяете то, чему вас научили?

— Понимаем, — торопливо отозвалась Яринка, явно стараясь отвлечь моё внимание от излишней осведомлённости управляющей о нашей приютской жизни.

— Ни чер-та вы не по-ни-ма-е-те, — по слогам произнесла Ирэн и предвкушающе улыбнулась. — Но я объясню. Я люблю объяснять такие вещи. Грех, девоньки мои, это то, что неугодно церкви. Не богу, нет, а именно церкви. Даже касательно использования женского тела как средства получения выгоды, ну-ка, вспоминаем Библию? Разве пророк Авраам не продал свою жену Сару фараону и не получал за это материальные блага? Разве не была Мария Магдалина блудницей, и разве не сам Иисус оправдал её? Почему же церковь объявила тяжким грехом то, что существовало всегда и, подозреваю, будет существовать, пока на свете есть мужчины и женщины?

И тут Яринка меня удивила. Она посмотрела в глаза Ирэн и уверено ответила:

— Потому что церкви не нравится, когда женщины владеют каким-то ресурсом.

Я отвесила челюсть. Ирэн вздёрнула брови.

— Яриночка! Ты меня радуешь. Не буду спрашивать, откуда такие выводы, но ты абсолютно права. Секс, как и женское тело, — это ресурс, и ресурс всегда востребованный. И находится он в руках женщин. Что же может сделать та или иная власть, чтобы распоряжаться этим ресурсом в обход женского желания? А то, что делалось на протяжении всей истории. Ограничить женщину в правах.

Ирэн поднялась и начала неторопливо прохаживаться по кабинету, изящно переставляя стройные ноги в золотистых, под цвет платья, туфлях. Мы следили за ней как заворожённые.

— Именно отсюда берут начало все связанные с сексом предрассудки. Женщина должна хранить девственность до свадьбы. Женщина не должна изменять мужу. Женщина не должна первой проявлять интерес к мужчине. Тех женщин, которые пытались в обход этих предрассудков и навязанной псевдо-морали распоряжаться ресурсом по своему усмотрению, общество карало. В разные времена и в разных государствах по-разному. В лучшем случае взаимным молчаливым осуждением, в худшем — забиванием камнями или сожжением заживо. Даже в так называемые времена безбожья, когда, как принято считать, царил абсолютный разврат, и то общество осуждало тех женщин, что позволяли себе иметь много любовников или отказывались создавать семьи, предпочитая этому свободный образ жизни. Но не будем особо углубляться в историю. Скажу лишь, что сейчас, в других странах, особенно западных, такого уже нет. Там людям удалось достичь полной свободы от предрассудков, связанных с отношениями полов. Удалось бы это и здесь, по крайней мере, всё шло к тому, не случись третья мировая война, а потом и Христианская революция. Но…

Ирэн приблизилась к нам, доверительно понизила голос:

— Но лично мне кажется, что Христианскую революцию и устроили главным образом для того, чтобы снова загнать женщин в рамки кухни и церкви. Наши мужчины не перенесли равноправия, и после того, как совместно с западными странами уничтожили исламскую угрозу вместе с их шариатом, взяли да и устроили нечто подобное у себя. Только под крестом, а не под полумесяцем.

Она тихонько рассмеялась.

— Собственно, и Железный Занавес был опущен с той же целью, что бы там ни говорили политики. Можете считать, что у меня паранойя, но я слишком долго и близко общалась с самыми разными мужчинами и с уверенностью могу сказать одно: секс и женщины — это единственный двигатель прогресса, единственный пинок, которым можно заставить мужчину вершить великие дела.

С этими словами Ирэн вернулась в кресло и подытожила:

— Ладно, с грехами разобрались, или вы продолжаете верить, будто бога жутко злят человеческие совокупления?

Мы промолчали, и она удовлетворённо кивнула.

— Тогда могу сообщить вам хорошую новость. Тем женщинам, которые будут настолько умны, чтобы отринуть навязанную им скромность и стыдливость, секс подарит множество чрезвычайно приятных моментов. Религия тратила столетия на то, чтобы внушить нам, что наши тела грязны и ничтожны, но на самом деле физическое тело — это лучшее, что есть в нашей жизни. Душой и её высокими стремлениями можно сполна насладиться на том свете, если уж очень хочется, но здесь и сейчас лучше наслаждаться своим телом.

Ирэн откинулась на спинку кресла, сладко потянулась, распрямив и приподняв над полом длинные напряжённые ноги, сладко, как сытая кошка, зажмурилась.

— Очень жаль тех женщин, что прожили жизнь, так и не узнав безграничного удовольствия, которое могли бы испытать, будь они умнее. Но винить их за это я не берусь, не всем же повезло так, как вам.

Тут я не удержалась и переспросила с бесконечным ехидством:

— Повезло, сударыня?

— Именно, — ничуть не смутилась Ирэн. — И я по-прежнему готова выслушать ваши аргументы против.

— Но ведь мы этого не хотим! — я глянула на Яринку в поисках поддержки, но подруга смотрела в сторону. — Мы не выбирали… это всё!

Ирэн презрительно фыркнула:

— Не выбирали? А что вы выбирали? И был ли у вас выбор? Что вас ожидало лучше Оазиса? Пожизненная работа на какой-нибудь фабрике? Общежитие до конца дней? Или свадьба со старым пердуном, пахать на которого пришлось бы не меньше? Или, может, монастырь?

Нет, хотелось мне закричать, нет, не это! Мы выбрали свободу и таких же свободных друзей, мы выбрали борьбу, и не наша вина, что проклятая случайность привела нас на этот трижды неладный остров!

Вслух я не произнесла ни слова, только прикусила губу, но Ирэн понимающе покивала.

— Ах да, вы же хотели сбежать к этим чокнутым террористам, задумавшим свергнуть власть церкви. Вот уж глупее кого трудно представить. Подполье недоделанное…

Я гневно вскинула глаза. Кем бы ни была эта надушенная фифа, но сейчас я выскажу всё, что о ней думаю, потому что говорить плохо про Дэна, про его родителей, про Михаила Юрьевича и всех остальных, кто согласился принять нас, не позволю!

Но Ирэн опередила меня, обезоруживающим жестом подняв перед собой ладони.

— Не надо, — сказала она, мягко улыбаясь. — Не надо нам ссориться и ругаться. Мне не стоило так говорить, я догадываюсь, что для вас значили эти люди. Но поверьте, пройдёт совсем немного времени, и вы будете радоваться, что попали сюда, а не к ним. Там бы вам не было хорошей жизни. И точно не было бы жизни долгой. Тебя ведь о том же предупреждал этот мальчик… Денис, правда?