Елизавета Сагирова - Оазис

Я вздрогнула. После сегодняшнего визита управляющей и её полных еле сдерживаемой злости взглядов видеть Ирэн мне совсем не хотелось. Потом как-нибудь. Или попрошу Аллу узнать.

— Получается очень удачно, — продолжала развивать мысль Яринка. — Если Ян уговорит отца купить меня на второй срок, мы с тобой рассчитаемся с Оазисом примерно в одно и то же время. И тогда…

Подруга мечтательно закатила глаза. Я знала, о чём она думает. Запад. Свобода. В другой момент я бы погрузилась в грёзы о новой жизни вместе с ней, но сейчас меня больше волновали проблемы насущные. Предстоящие. И, хоть раньше я тоже задумывалась на эти темы, более того — читала книги, специально найденные в библиотеке, но, как выяснилось теперь, одна крупная деталь от моего внимания всё-таки ускользнула.

— Ярин, — я дёрнула подругу за руку, возвращая на грешную землю. — Скажи, когда вы с Яном… ну… спите. Как получается, что ты не беременеешь?

Яринка несколько секунд моргала от неожиданности, потом беспечно махнула рукой.

— Забей. Это забота мужчины. У них они есть.

Я уже собралась спросить: кто это — они? Но потом догадалась и лишь кивнула. Почти год прожив в Оазисе, я поняла, что появлением людей на свет распоряжается вовсе не бог, как утверждали в приюте. Что давно уже придумано множество уловок, помогающих с успехом обойти божий промысел. И что все эти уловки, находящиеся вне закона за пределами острова, здесь продаются так же свободно, как алкоголь, никотин и веселящие таблетки. Что ж, уже легче.

— Ты не волнуйся насчёт ночи, — посоветовала Яринка. — То есть насчёт того, что ночью будет. Люди вокруг этого всякого насочиняли, накрутили… А там всё просто. И ты не станешь ни лучше, ни хуже. Вообще ничего не изменится.

Я задумчиво кивнула. С тех пор, как прошлой весной Агафья собрала нашу группу в гостиной и начала рассказывать дичь про телегонию, я тоже считала, что людям почему-то свойственно сильно преувеличивать роль секса в своей жизни. От скуки, видимо. Но мне-то здесь скучать некогда, так что Яринка права: не стоит лишний раз об этом и думать.

Когда мы спустились к обеду, нас окружили соседки и я испытала острое дежавю. Меня поздравляли, обнимали, хлопали по плечам и спине, как будто я только что снова удачно выступила на дебюте. Со всех сторон сыпались вопросы о вчерашнем ужине с Ральфом Доннелом. Оказалось, все девушки так или иначе с ним знакомы, и все отзывались о моём новом владельце крайне положительно. Впрочем, всё хорошее, что было упомянуто, сводилось к щедрым чаевым и спокойному нраву. Я поняла, что, в отличие от многих здешних гостей, Доннел не имеет привычки срывать злость на девушках, обращаясь с ними, как с живыми игрушками, а, учитывая наше полное бесправие, это было уже немало. Вполне достаточно для того, чтобы считать себя счастливицей.

После обеда я спохватилась, что меня ждут на репетицию ребята-музыканты, и собралась бежать в Айсберг, но Алла довольно строго остановила меня, напомнив, что теперь я должна спрашивать у Доннела разрешения на то, чтобы выступать. Это неожиданно меня сильно огорчило. Оказывается, я уже привыкла к мысли, что являюсь бэк-вокалисткой местной группы с сольным номером. Теперь возвращаться к мытью посуды? Или на это тоже надо испрашивать позволения?

Чтобы хоть как-то скоротать время, я пошла на пляж. Сидела на берегу, лениво кидала в прибой голыши и гадала о том, когда уже можно будет купаться. Навестила библиотеку, взяла новых книжек, но читать не могла: мысли вновь и вновь возвращались к предстоящей ночи. Всё-таки я нашла себе занятие — отправилась в кафе, где, выслушав очередные поздравления (удивительно, как быстро разлетаются новости по острову!), вызвалась поработать. И весь вечер с удовольствием помогала поварам, да так, что вспомнила о времени уже затемно.

Торопливо вернувшись домой, я, как и думала, обнаружила там ожидающих меня девушек. В памяти сразу всплыл день закрытия Яринкиного аукциона и то, как её всем миром собирали к покупателю. Я невольно попятилась.

— Э… я не хочу краситься!

— Да не боись, — Алла поманила меня пальцем, — у тебя образ не тот, чтобы краситься, расслабься. Но кое-что сделать всё-таки нужно.

Это кое-что затянулось на несколько часов. Меня загнали в ванну и заставили бриться с ног до головы. Затем общими усилиями сделали маникюр и педикюр, к счастью, неяркий, бежевый, в цвет кожи. Дольше всего возились с волосами. То завивали, то снова выпрямляли, то пытались создать какую-то высокую громоздкую причёску, но в итоге остановились на классической косе, которая отличалась от тех, что я носила в приюте, лишь более вычурным плетением.

Зато выбор одежды много времени не занял. Посоветовавшись и перерыв шкафы, соседки остановились на белом платьице чуть выше колен, с поясом-бантом и длинными рукавами. Колготки к нему подобрали тоже белые, как и туфли-лодочки на каблуке.

— Может, не надо каблуки? — уныло спросила я, поджимая пальцы на ногах в предчувствии дискомфорта.

— Глупая, — укоризненно покачала головой Вика. — И чему вас только тут учили? Хочешь понравиться мужику — надевай каблуки или шпильки, без вариантов. Они от этого тащатся.

— Да не от каблуков они тащатся, — вставила хихикающая Ася, — а от того, что у девочки на высоких каблуках попка оттопыривается.

— Да у неё и попки-то нет, — буркнула себе под нос Вика, но я услышала, хоть и не обиделась. Тоже мне, новости.

Наконец, меня нарядили и подтолкнули к зеркалу, из которого апатично глядело моё отражение. Ну да, неплохо, пусть белый и не мой цвет. Но какая, нафиг, разница?

— Просто ангел, — заключила Ася. — Наверное, всё-таки надо было кудряшек навертеть. Может, ещё…

— Уже нет, — отрезала Алла. — Пора.

Стрелки висящих на стене часов показывали без четверти одиннадцать.

Меня слегка порадовало то, что номер, снятый Ральфом Доннелом, оказался не шикарными апартаментами, как у Бурхаева-старшего, что навеяло бы нехорошие ассоциации, а стандартом, хоть и улучшенным. Дверь, перед которой мы с Аллой остановились, была обычной коричневой дверью, без всякой дурацкой резьбы и вензелей, что тоже странным образом успокаивало.

— Ну, удачи, — Алла обняла меня, погладила по волосам. — Тебе нечего бояться, Ральф хороший.

Я согласилась с ней. Искренне, ведь куда хуже обстояли бы мои дела, ожидай сейчас за дверями Ховрин. Так что жаловаться грех.

Алла ушла по коридору и скрылась в лифте, бросив на меня последний ободряющий взгляд. А я ещё немного постояла на месте в глупой попытке потянуть время. Здесь было уютно. Неяркие бра бросали мягкий жёлтый свет на длинную бордовую дорожку, из номеров приглушенно доносились чьи-то голоса, мерно гудели в лифтовой шахте механизмы. В принципе, здесь можно с удовольствием просидеть всю ночь и даже поспать, свернувшись клубочком у одной из стен…