Елизавета Сагирова - Оазис

Алла задумчиво вглядывалась в янтарную глубь шампанского и молчала, только на губах её медленно рождалась странная горько-боязливая улыбка.

— Хотела бы я знать — куда, — наконец тихо произнесла она. — Уходят… Уходить-то уходят. Да только дурой надо быть, чтобы сказать, будто хочешь отсюда уйти. А то уйдешь…

Она уже заметно опьянела. Может, и нехорошо было с моей стороны этим пользоваться, но я устала от неизвестности.

— Думаешь, на самом деле отсюда никого не отпустят после того, как вернёшь долг?

— Ну почему не отпустят? Силой здесь никого не держат, знаешь же. Контракт, подпись — всё добровольно, расплатилась с заведением — свободна. Вот только, — Алла понизила голос до шёпота, — ты знаешь, какие тут люди бывают? Не знаешь, ты же дикарка… А я тебе скажу. Большие люди. Очень большие и очень известные. Вся церковная верхушка, даже Патриарх заглядывает.

Я, хоть и была дикаркой, но, кто такие Патриарх и его «верхушка», знала. И оторопела от слов Аллы, несмотря на то, что давно не питала иллюзий по поводу того, как устроен этот мир, где для одних — покорность и скрепы, для других, избранных — изобилие и вседозволенность.

— Ты его видела? — потрясенно спросила я у Аллы, тоже невольно переходя на сдавленный шепот.

— Самого — нет, он по острову не гуляет. Его яхта швартуется у причала, и девочек отводят туда. Он всегда выбирает самых молоденьких. Тебе сколько было, когда попала сюда? Двенадцать? Так для него привозят ещё младше.

Я сжала в руке бокал с шампанским, так, что острый край впился в ладонь. С каким трепетом, с каким придыханием произносили в приюте имя Патриарха! Он был помазанником бога на Земле, почти святым, на чьих усталых плечах лежала огромная ответственность за всех нас, грешных…

И вот как, оказывается, всё обстояло на самом деле: главный человек Руси не только прекрасно осведомлён о наличии в его православном государстве заведений вроде Оазиса, но и является их постоянным клиентом!

Значит, яхта, причал и маленькие девочки?

Я вдруг почувствовала, что меня мелко трясёт. Последний раз такое бешенство испытывала, когда сидела рядом с истерзанной Яринкой, одетой в кое-как застегнутые окровавленные шорты, и слушала её рассказ о том, что сделал Бурхаев.

— Хаа! — вдруг пьяно воскликнула Алла, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. — Что, подружка, проняло? По лицу вижу, что проняло. А теперь задумайся вот о чём: кто отпустит отсюда человека, который знает такое про Патриарха и остальных?!

Я посмотрела на неё расширившимися глазами.

— Так вы всегда понимали, что из Оазиса нельзя уйти?! Да вы… почему…

Мне никак не удавалось облечь в слова то, чем сейчас кипел мой разум, и я только беспомощно, словно пойманная рыбёшка, хлопала губами. Но у Аллы и не нужно было ничего спрашивать.

— Хха! — снова выкрикнула она, потянувшись к уже полупустой бутылке шампанского. — Думаешь, почему молчим, да? Почему других не предупреждаем? А о некоторых вещах лучше молчать, да… А ещё лучше — и не думать. Ведь тоска какая… тюрьма…

Я продолжала смотреть на неё во все глаза и вдруг вспомнила день, когда мы с Яринкой вернулись от Ирэн после подписания контракта, и то, как соседки во главе с Аллой встретили нас поздравлениями и шампанским, как рассказывали…

— Но вы же!.. Ты же!.. — способность связно излагать мысли ещё не вернулась ко мне, но я не стала заморачиваться по этому поводу. — Говорили, как тут прекрасно! И гости добрые, и жрать вкусно, и женщиной ты себя здесь почувствовала! И что вы остались, потому что тут хорошо, а там плохо! И нас поздравляли…

Алла вдруг с такой силой опустила бокал на стол, что шампанское выплеснулось из него.

— А что нужно б-было делать?! — прошипела она уже спотыкающимся языком. — Рассказать п-правду?! Чтобы вы истерику закатили, а с нас потом Ирэн ш-шкуру сняла? Погоди, и т-ты новеньким такое рассказывать будешь. Жалко их… и себя жалко. Вот Ася, она… не рассказывает. Только я и Вика, у нас ещё всё было по-божески.

Я вспомнила, что, действительно, в тот давний день Яринка спросила у Аси об истории её появления в Оазисе. Как та метнула вопросительный взгляд на Аллу и как старшая еле заметно отрицательно качнула головой, запрещая ей говорить…

— А что с Асей?

— Д-да ничего хорошего, — старшая махнула на меня рукой, — в-вам бы её рассказ тогда не понравился.

Что-то подсказывало мне, что не понравится он мне и теперь, поэтому я не стала больше задавать вопросов. Мы молчали, прислушиваясь к непрекращающемуся неподалеку треску фейерверков. Теперь он звучал как будто бы с моря: возможно, отдыхающие вышли туда на катере. Или пожаловал на своей яхте Патриарх: отмечать православное Рождество в приятной компании девочки лет десяти…

— Куда же, по-твоему, деваются те, кто решил покинуть Оазис? — после долгой паузы спросила я у Аллы, уже почти успокоившись. — Ведь никого силой не держат. И почему не держат? Зачем всё это враньё с контрактом?

— А сама не догадываешься? Квёлые куры тут никому не нужны: у девушек должна быть мотивация, чтобы старались, работали, и не только с гостями. Думаешь, захочет кто-то номера убирать или посуду мыть, зная, что от этого ничего не изменится? А куда п-потом деваются? Кто же знает? Перепродают их, наверное, и перепродают, с-скорее всего, в такие места, где никто долго не протянет. Чтобы концы в воду.

Я вспомнила слова Ральфа о любительских видео со странным названием «снафф» и содрогнулась.

Алла заметила это, понимающе скривила губы.

— Так что ты, молодая, когда со своим долгом рассчитаешься, не спеши рваться отсюда. Дольше протянешь.

— Спасибо, — тихо сказала я. Не думаю, что Алла вспомнит о нашем разговоре завтра, принимая во внимание то, как она переводит взгляд с почти опустевшей бутылки на холодильник, где стоит ещё одна, но поблагодарить старшую тем не менее стоит. В конце концов, она, без всякого преувеличения, предупредила меня о смертельной опасности.

— Н-не за что, — Алла снова начала запинаться, её лицо раскраснелось. — Мотай на ус, мне не жалко. Мне уже что… и так недолго осталось, спрос падает. Новеньких вот привезли, к-конкура… конки… кон-ку-рен-ци-я растёт, ничего не поделаешь, да.

— Да брось, — попыталась я утешить старшую. — Ты очень красивая, на тебя спрос ещё долго не упадёт.

Алла всё-таки встала и, нетвердой походкой пройдя к холодильнику, извлекла на свет третье шампанское, со стуком опустила его на стол, уставилась на меня сквозь упавшие на лицо тёмные волосы.

— А знаешь, когда я п-поняла, что моё время выходит? Не з-знаешь?!

Я опасливо покачала головой.

— А к-когда Доннел тебя купил! А меня вызывать перестал. И Соньку… и Людку… Всё с тобой, а ты, дура, даже не п-поняла, как тебе свезло. Он же никогда ничьим постоянником не был, а тебя сразу на год…