Елизавета Сагирова - Запад

Но я всё-таки спросила:

— А разве ты не можешь выехать из Руси без помощи Ральфа? Как-то же ты въезжал и выезжал раньше?

Бранко невесело усмехнулся.

— Вот чем ты слушаешь? Русь ужесточила въезд и выезд для иностранцев! Я и раньше находился здесь не совсем легально, и если по морю из Оазиса можно было кататься туда-сюда через своих людей в одесской таможне, то сейчас сделать этого без помощи Ирэн или Карла я не смогу.

— То есть… — я напрягла память, пытаясь собрать в кучу всё, что слышала о таких вещах раньше. — Ты вроде как нелегал? Подлежишь депортации?

Бранко посмотрел на меня почти с жалостью.

— Ох, бэби… если бы всё так просто, взяли и депортировали. Я гражданин Евросоюза, незаконно находящийся на руссийской территории. По закону времён железного занавеса, считай, шпион.

Я невольно присвистнула, что само по себе было удивительно — никогда не умела толком свистеть.

— И что будет, если тебя поймают?

— Ну, — Бранко вздохнул. — Документы я с собой не взял, не дурак, так что, учитывая мой безупречный русский, есть шанс, что меня вместе с тобой примут за простого бродягу. Отправлюсь в колонию-поселение, пожалуй.

— И я?

— Сколько тебе? Четырнадцать? Нет, ты скорее в приют.

— За мной поджог церкви.

— Тогда на расстрел.

Я уставилась на Бранко, открыв рот, и только заметив, как ползёт вверх уголок его рта, поняла, что это шутка. Мы нервно расхохотались и ржали как кони добрых пару минут. После чего напряжение заметно спало.

— Ладно, — Бранко подал машину назад, заставив медленно выбраться из кустов, куда мы её тщательно спрятали вчера, — не будем о плохом. Лучше надеяться, что добрый дядя Ральф потянет за нужные рычаги и вытащит нас отсюда.

Вытащит нас отсюда… Я смотрела на серую дорогу, бегущую под капот, и размышляла, как лучше сказать Бранко о том, что дальше нам с ним не по пути. Спокойствие и даже радость, с какими я проснулась утром, объяснялись одним простым фактом — я по-прежнему не знала, что мне делать дальше, зато точно знала, чего не делать.

— Бранко. Мне нельзя уезжать с Руси, даже если Ральф придумает, как.

Парень повернулся ко мне всем корпусом, казалось, совершенно забыв, что находится за рулём.

— В смысле? Что значит — нельзя? Разве ты не хотела на Запад?

Я вздрогнула. Неясные подозрения вернулись. О нашей с Яринкой заветной мечте убежать в далёкие чудесные страны-где-всё-можно, знал только Ральф.

— Откуда тебе знать о том, чего я хотела? — мой вопрос прозвучал так резко, что мог показаться даже враждебным, и брови Бранко недоумённо приподнялись.

— На Запад хотят все девушки Оазиса, — отозвался он, пожав плечами. — Я думал, ты не исключение.

Мне снова стало стыдно за свою подозрительность, и я виновато подтвердила:

— Не исключение. Но я не могу оставить здесь Яринку.

— Это та, которая убежала с сыном Бурхаева? — оживился Бранко. — Ну и кипеж был! Скажи, ведь там без тебя не обошлось, верно?

— Верно, — подтвердила я и злорадно вернула Бранко его же сказанные мне ранее слова. — Но, если тебе чего-то не говорят, значит, так и задумано.

Бранко развёл руками, признавая справедливость моего ответа, снова положил их на руль. Спросил:

— Так ты знаешь, где сейчас твоя подружка? Хочешь сначала вернуться за ней, а уже потом бежать на Запад? Думаешь, Доннел станет помогать ещё и ей?

Ничего такого я не думала. Я не думала даже, что Ральф станет помогать мне. Бранко — возможно, судя по тому, что их объединяет пусть не дружба, но какие-то общие дела, о которых мой спутник предпочитает не распространяться. Но кто такая я? Всего лишь игрушка, развлечение, очередная забава на досуге. И заплаченные за меня Доннелом деньги никак не доказывают серьёзности его отношения. Пусть я не знаю, кто такой Ральф и чем он занимается по жизни, но могу догадываться, что денег у него как у дурака фантиков, и он может тратить их, особо не задумываясь, в том числе на содержание малолетней наложницы. Но станет ли он ради неё задействовать какие-то связи, возможно, рисковать проблемами с законом?

Впрочем, кто его знает. Ральф так и остался для меня тёмной лошадкой. Может, он даже согласился бы вытащить вместе со мной и Яринку: вдруг для него это тоже ничего не стоит? Но я не видела Ральфа долгие месяцы, его образ потускнел в моей памяти, благодарность и привязанность, что я испытывала к нему, почти развеялись, а неожиданно полученная свобода кружила голову. Ральф же был частью прежней жизни, частью Оазиса, частью унизительной неволи, возвращаться к которой мне совершенно не хотелось даже в мыслях.

Поэтому и думала я сейчас о другом.

О сосновом лесу где-то далеко отсюда. О поваленной сосне и ямке под ней. О нашем с Яринкой уговоре…

— Мне не нужна помощь Ральфа, — ответила я, не глядя на Бранко. — Мне нужно в Москву.

Парень удивлённо посмотрел на меня. Пожал плечами.

— А мы туда и едем.

После того как выяснилось, что нам с Бранко по пути, я заметно расслабилась. Скажи он, что собирается куда-то в другое место, я бы совершенно не знала, что мне делать. Добраться до приюта (а ведь я понятия не имею, по какому адресу он расположен) без документов, без денег, без транспорта, не будучи даже совершеннолетней, было бы немыслимо. Честно говоря, наверное, мне бы пришлось или просить Бранко всё-таки оказать мне посильную помощь, или отправиться с ним, а там будь что будет. Но Бранко тоже решил пробиваться в столицу.

— Есть там у меня… не друг, но, скажем, хороший знакомый, — пояснил он мне, уверенно ведя машину по прямому, как стрела, шоссе. От гор, окружающих Новоррусийск, не осталось и следа: теперь мы следовали по плоской, как стол, равнине. — Через его телефонную связь я бы смог выйти на Ральфа и быть уверенным, что разговор не прослушивается.

— Кто этот человек? — спросила я, рассудив, что, должно быть, услышу о большой фигуре, но Бранко лишь досадливо мотнул головой.

— Неважно. Главное, чтобы он разрешил мне это сделать и чтобы мы сумели до него добраться. У меня нет документов, о тебе и говорить нечего. Если какому-нибудь патрульному на дороге вздумается нас остановить — это конец.

Я кивнула. Мне не нравилось то, что мы с Бранко, несмотря на общую пока цель, остаёмся закрыты друг от друга, держимся особняком. Куда больше мне бы хотелось стать друзьями, услышать от него правду о Доннеле, о том, что их связывает, на какую именно помощь от него нам можно рассчитывать. В свою очередь, я бы с удовольствием поделилась своими чаяниями, всем тем, что держала в себе. С тех пор как рядом не стало ни Яринки, ни Ральфа, одиночество измотало мою душу, я остро нуждалась в ком-то, с кем можно поговорить откровенно, рассказать о страхах и надеждах, о своей усталости и разочарованиях… о том, как ужасно было удерживать под водой отвратительно подёргивающуюся голову Ховрина.