Елизавета Сагирова - Приют

Я тоже начала спускаться вниз, чтобы помочь Яринке успокоить Зину, но в этот миг, за дверью раздались шаги, и на пороге возникла Агафья, с растрёпанными волосами, в кое-как застёгнутом халате.

— Что здесь происходит? — громким, но слегка подрагивающим голосом вопросила она, — Кто поранился?

— Зина! — тонко выкрикнула из-за её спины Настуся.

— Да не поранилась она, — начала было объяснять Яринка, но Агафья уже подошла, твёрдо отодвинула мою подругу в сторону, и, взяв Зину за плечи, наклонилась к ней.

— Что с тобой?

— Кровь, — прохныкала Зина, — Из меня бежит кровь.

Агафья бросила взгляд на её испачканный подол, потом на заляпанную постель, и выпрямилась.

— Понятно. Не плачь, всё с тобой хорошо. Пойдём-ка, — она увлекла Зину к дверям, обернувшись на пороге, коротко велела, — А вы спать!

Да куда там! Настуся хныкала не хуже Зины, Яринка выглядела раздражённой, я чувствовала, что теперь вряд ли сомкну глаза до утра.

— Ой, — Настуся, не переставая всхлипывать, полезла к себе на второй ярус, — Ой, господи…

— Да при чём тут господи?! — взорвалась Яринка, — У неё месячные начались, просто месячные, вы что, совсем ничего не понимаете?

Мне было понятно её недоумение. О так называемых месячных я знала лет с шести, когда заметила, что мама время от времени болеет, день-другой лежит в постели, и за неё всё делает папа. Меня это беспокоило, и я спросила у мамы, что с ней и могу ли я чем-нибудь помочь? Тогда мама и рассказала, почему не стоит за неё волноваться. Яринка тоже узнала обо всём от своей мамы. Что же, тогда наверно можно не удивляться тому, что Зина и Настуся, разлучённые с родителями в младенчестве, до сих пор пребывали в неведении.

Настуся продолжала всхлипывать, и я решила успокоить её. Тем более, что Яринка с решительным видом забралась на подоконник, отвернувшись от нас, и от неё ждать помощи явно не приходилось.

Приблизившись к кровати соседок, я забралась на пару ступенек, чтобы моя голова оказалась на уровне второго яруса, и тихонько позвала:

— Настуся? Настуся, не реви. Зина не больна…

Но продолжить объяснения я не успела. Дверь открылась, и Агафья впихнула в дортуар бледную, но уже не плачущую Зину, сунула ей в руки большой свёрток, сказала:

— Постель смени. Завтра с утра зайди ко мне.

И только потом обвела нас строгим взглядом.

— Я же велела спать. Быстро все по койкам!

Постояла ещё, наблюдая за тем, как выполняется её распоряжение, и только потом плотно прикрыла за собой дверь.

Дождавшись, когда стихнет звук удаляющихся шагов, мы заговорили разом.

— Зиночка, с тобой всё хорошо?

— Она тебе хоть что-то объяснила?

— Зачем тебе завтра идти к ней?

Зина опустила на край кровати свёрток, который оказался сменой постельного белья, и ответила тоже всем сразу:

— Со мной всё хорошо. Да, объяснила. Завтра мне нужно к женскому доктору.

— Зачем к доктору, если всё хорошо? — встревожилась Настуся.

— Агафья сказала, так надо. Когда начинаются… эти…

— Кстати, как их Агафья назвала? — поинтересовалась Яринка.

— Критические дни, — ответила Зина, и неожиданно хихикнула.

Мы тоже засмеялись, и просто от облегчения, и потому что выражение действительно показалось забавным.

Обстановка разрядилась, Настуся помогла Зине перестелить постель, и мы устроились досыпать остаток ночи. Последняя мысль, которую я успела поймать, перед тем, как погрузиться в сон, была о том, что я только обрадуюсь, если у меня эти критические дни не начнутся подольше.

Наверно кто-то наверху услышал моё сонное желание, потому что, как показало будущее, так и получилось.

Чем хороши каникулы — можно спать сколько угодно. Конечно, есть риск пропустить завтрак, но это мало кого расстраивает. И я открыла глаза, только когда позднее зимнее солнце заглянуло в дортуар. Яринка тоже ещё сопела в подушку, а вот Зины и Настуси не наблюдалось, кровати их были заправлены. Не торопясь, предвкушая день ничегонеделания, я спустилась вниз, и, не переодевая ночнушку, потянулась за планшетом. Почитаю, пока есть возможность.

Спутанные со сна пряди волос упали на лицо. Я машинально поправила их, подумав, что не мешало бы сначала заплестись, посетовала на ещё спящую Яринку без которой это будет труднее… и вспомнила вчерашний день. Ах да, две косички, ровный пробор, соревнования на скорость, всё это ушло в прошлое. Теперь я девушка и должна носить одну косу. А одну легко заплету сама.

Обрадовавшись, я выхватила из шкафчика расчёску, и направилась к зеркалу. Но там снова замерла, вглядываясь в своё отражение. Совсем нечасто мы видим себя с распущенными волосами, и я вдруг заметила, как они у меня отрасли за последнее время. Ещё немного и достанут до пояса. Может последовать примеру Яринки — украдкой их подрезать? Или пусть будет длинная коса?

Я опустила расчёску и принялась внимательно вглядываться в своё отражение, невольно вспоминая вчерашний разговор в церкви, и последовавшее за этим открытие — девочек выбирают за красоту, а не за успешную учёбу и примерное поведение. И пусть я не собираюсь выходить замуж, всё-таки интересно, выберут ли меня хоть раз?

Чем дольше я гляделась в зеркало, то убирая волосы за спину, то перекидывая набок, то забирая в хвост, тем больше убеждалась, что красавицей меня не назовёшь. Но и отталкивающих черт тоже нет. Уши не торчат, нос не большой, глаза не маленькие. Конечно, лицо могло бы быть и не таким худым, губы чуть пополнее, а брови наоборот потоньше и повыше, но уж что есть…

— Да красивая, красивая, — ворчливо донеслось сзади, и я пристыжено оглянулась.

Яринка оказывается уже не спала, а наблюдала за моими кривляньями перед зеркалом. Вот зараза!

Заметив моё смятение, подруга успокаивающе махнула рукой.

— Всё нормально. Нам сейчас и полагается красоваться, мы же невесты.

— Сама ты невеста, — глупо огрызнулась я и начала яростно драть расчёской волосы, скрывая смущение.

Яринка между тем выбралась из-под одеяла, сладко потянулась, подошла и встала рядом со мной. Задумчиво уставилась на своё отражение.

— Моя мама была тоже рыжей. Отец ещё и за это её шпынял. Говорил, что у приличной женщины не может быть такого вульгарного цвета волос. И дочь такую же родила.

— Ну и идиот, — буркнула я, — Твой цвет волос самый красивый. В приюте ни у кого больше такого нет.

Яринка повертела перед носом свою чуть вьющуюся прядь.

— Может и красивый, но никто не любит рыжих женщин. Считают, что у них вредный характер, да и вообще — рыжие все от лукавого.

— Ага, лукавый их лично наштамповал. А не любят, потому что завидуют. Я бы за такой цвет что угодно отдала. Жаль, что теперь краски для волос не продаются. Мама рассказывала, раньше женщины могли цвет волос менять хоть каждую неделю, и никто на них пальцем не показывал.