Кнут Фалдбаккен - Страна заката (журнальный вариант)

— Нет, что ты... Наступило молчание.

Аллан чувствовал, что Мэри несправедлива к нему. Его ведь не касалось, что она делает, чтобы не умереть с голоду. А кроме того, у него не было ни малейшего пред­убеждения против проституток.

— А как же Смайли?..— спросил Аллан, хотя заранее знал, что она ответит. Возможно, он задал этот вопрос лишь затем, чтобы она продолжала рассказывать о себе. Ему это нравилось, даже как-то возбуждало — не то, что она «промышляла», а то, как она раскрывалась перед ним. Он сознавал, что испытывает необычайно силь­ное влечение к этой крупной темнокожей женщине, а ведь его собственная жена отвер­гает его...

— Смайли...— Она снова выжала из себя улыбку.— Бедняга Смайли — это мой импресарио, мой высокий покровитель. Мое утешение и мое бремя. Он подобрал меня в сточной канаве — как он сам любит повторять — и отправил на Автостраду. Поверь мне, это было повышение, шаг вперед по служебной лестнице; во всяком случае, это лучше, чем шататься по темным переулкам и кабакам Северо-Западной зоны или перед фабриками Сарагоссы, где ребята заживо гниют от той дряни, которой дышат в цехах, и им необходимо немного встряхнуться... Мы живем со Смайли лет пять. Иногда лучше, иногда хуже, но в общем живем...

Она осторожно провела пальцами по опухоли под глазом, которая все багровела и становилась похожей на сырое мясо.

— Право же, работать на Автостраде не так уж плохо, как многие думают. Авто­мобильных клиентов больше не интересует доброе старое «хождение вокруг да около»; любовная игра стародедовским способом для них чересчур утомительна и отнимает слишком много времени. Большинство предпочитает теперь так называемый «гоночный массаж»... Как и бедняга Смайли...

Аллан расхохотался. Ее откровенность приводила его в восторг. А круглые колени гипнотизировали... Мэри Даямонд тоже улыбалась, хотя явно была в полном изнеможе­нии после того, что с ней произошло...

— Скажи, у тебя есть кофе? — спросила она,

— Кофе? Да... конечно!

У него была одна пачка, пачка кофезаменителя, которую он купил и которую сейчас придется вскрыть. Это значит, что на следующей неделе у них будет меньше кофе, чем обычно, подумал Аллан. Но он уже принял решение. Он давно не помнил, чтобы у него было такое приподнятое, почти радостное настроение, а все только пото­му, что здесь сидела Мэри Даямонд и волновала его своими круглыми коленками и во­лосатыми ногами.

— У меня есть лишь кофезаменитель,— оказал Аллан, наливая в две кружки ды­мящийся горячий напиток. Он сварил его на электрической плитке, которую нашел на складе. Ее кружку он поставил на стол рядом с пепельницей.

— Ничего, сойдет,— ответила она снисходительно.— Когда привыкнешь к кофе из коры, листьев и печеной ореховой скорлупы, можно попробовать и кофезаменитель. В Палисадене чаще всего пьют именно такой кофе...

Она сунула руку под плед и вытащила плоскую бутылку.

— Посмотри,— сказала она.— Это немного подкрепит нас. Полицейские свиньи не нашли ее.

Мэри налила по хорошей порции в обе кружки.

— Кава. Ничего другого теперь не достать. Иногда в качестве платы я беру бу­тылку. Бедняге Смайли завтра придется обойтись без выпивки... Твое здоровье.

Она выпила и даже охнула, когда крепкая жидкость обожгла ее кровоточащие губы, потом проглотила и закашлялась, отхаркиваясь, сплевывая на пол и прикрывая рот рукой.

— Черт возьми! —выругалась она, задыхаясь, между двумя приступами каш­ля.— Не иначе как проклятые фараоны отбили мне все внутренности...

Приступ прошел. Она жадно ловила ртом воздух.

— Впрочем, мне еще везло... это я первый раз попала к ним в лапы. Я знаю девушек, которые после такой обработки на всю жизнь остались калеками. А некоторые вообще отправились на тот свет...

— А что произошло?

— Они ехали в машине, в частной машине, разумеется, без надписи «полиция», и остановились на обочине, где я стояла. Когда я увидела, что это фараоны, сматывать удочки было уже поздно. Один из них вышел из машины и потребовал, чтобы я показала ему свидетельство. Пока я делала вид, что ищу его, ко мне подошли двое других, схватили и затащили в машину. Я отбивалась, как могла, но толку было мало. Все-таки их было трое. По-моему, одного я все же слегка разукрасила...— Она улыбнулась кривой, жалкой улыбкой и сделала еще глоток из чашки.— Мы поехали в гору.— Она кивнула в сторону Эббот Хилл.— Двое набросились на меня, а один держал. Вернее, один держал, один бил, а один пытался изнасиловать, но у него ничего не вышло, и он тоже принялся меня избивать. А потом я потеряла сознание. Когда машина остановилась, я пришла в себя и услышала, как они спорят, что делать со мной. Кончилось тем, что они меня просто выбросили из машины. Забрали мою сумочку. И еще я потеряла туфли, чудесные туфли...

Впервые за весь вечер похоже было, что она вот-вот расплачется. Рот у нее дрожал, она тяжело и прерывисто дышала.

— Самое скверное было потом. Когда я немного пришла в себя и стала пони­мать, где нахожусь, я спустилась по дороге вниз к домам, которые стояли немного поодаль. Я думала, мне кто-нибудь поможет, но сколько я ни стучалась, никто не за­хотел мне открыть. А те, что открывали, гнали меня прочь, а некоторые даже грози­лись вызвать полицию... Я понимала, что нахожусь где-то на горе, но где именно, не знала. Я просила их сказать, где я и как достать такси, но они захлопывали двери пе­ред моим носом и кричали, чтобы я катилась к чертовой матери. У одного было два огромных пса, и он пригрозил, что натравит их на меня, если я не уберусь подобру-поздорову. Это было так страшно...— И она разрыдалась, опустив голову на руки, а слезы катились на плед в бирюзовую и лиловую полоску.

— На складе есть матрас,— сказал Аллан.

Прошло некоторое время. Мэри Даямонд успокоилась, Аллан налил ей в кружку еще кофе. У него сложилось впечатление, что она уже полностью пришла в себя.

— И несколько одеял,— добавил он.— Если хочешь, можешь лечь и заснуть.

Он даже не взвешивал все «за» и «против». Он был совершенно уверен, более чем уверен: она останется у него ночевать.

— Хорошо, Аллан. Спасибо.

Иначе и быть не могло. Он всегда знал, что когда-нибудь это произойдет, хотя и не хотел себе в этом признаваться; он все время как бы кружил вокруг нее, постепен­но сужая круги, с тех пор как в то самое первое утро вдруг увидел ее в воде. Если раньше его связывала элементарная осторожность, если он боялся обнаружить свои чувства, чтобы не создавать на Насыпи для Смайли и Лизы двусмысленной ситуации, то теперь все сомнения были позади. Теперь он просто сидел и восторгался ее огром­ной притягательной силой, ее вызывающей, почти животной женственностью, хотя ее избили и она, казалось, была при последнем издыхании. Нет, она непременно останет­ся у него.