Ольга Фикс - Улыбка химеры

Ее почти не слушали. Даже самые маленькие, которым, по идее, должно было быть свойственно верить в сказки, смотрели как сквозь нее. Их словно сбили на лету, как птицу в полете.

Те, что постарше, снисходили иной раз до ответа. Одна тихая и мечтательная в прошлой жизни девочка – они были раньше знакомы, ходили когда-то вместе в один кружок – в ответ на Анину прочувственную тираду улыбнулась ей снисходительно и сказала:

– Ань, ну что ты несешь? Можно подумать, ты сама не видишь, какими здесь все становятся за три года? Взять хоть вашу Дусю…

– А что наша Дуся? Дуся, между прочим, хороший пример! Дуся выучилась, работает, преодолела себя…

– Ань, пойди и возьми в библиотеке фотоальбом победителей научно-технических олимпиад среди старшеклассников за две тысячи двадцать *** год. Полистай, посмотрим, узнаешь ли ты свою Дусю среди призеров. Между прочим, это была самая перспективная разработка из всех. Дуси и еще одного парня. Насколько я понимаю, он этим изобретением и дальше потом занимался. Их же тогда обоих прямо без экзаменов в университет брали. Поехал-то, как ты понимаешь, он один. Защитился, ученый с мировым именем. А Дуся… ну да, справилась, работает. Горб даже не особо заметен, и хромота практически прошла. Ладно, Ань, не трави душу. Я, если помнишь, тоже хотела когда-то стать врачом.

– Юр, но их хотя бы изредка можно отвязывать? Минут на десять, массаж сделать и спинку протереть? Там же небось все ткани за три года некротизируются!

– Нельзя. А ткани перед закреплением щита обрабатывают специальным защитным составом. Ань, ну что за дурацкие вопросы?! Чему вас только учат на теории? Вы что, сравнительную анатомию антропоморфов не проходили?

– Где нам, мы ведь только первый курс. Тут бы с обычной анатомией разобраться. На той неделе зачет по костям, а я ни бум-бум.

– Что ж ты так? А говорила, отличница, – поддел он.

– Так я и есть отличница. Вот увидишь, всё сдам на пять! В выходные сяду и вызубрю. У меня знаешь какая память? Еще и время останется книжку почитать.

– Книжку почитать? – Юрик призадумался. – Слушай, Ань, – неожиданно спросил он, – ты подписку о неразглашении давала?

«Счастье каждого отдельного человека прямо пропорционально степени стабильности окружающего общества и обратно пропорционально коэффициенту девиантности его поведения относительно общепринятых норм. Долг каждого гражданина – поддерживать в обществе стабильность. Любой гражданин сознательного возраста должен осознавать, что от степени сознательности его поведения зависит…»

– Лерк, а сознательный возраст это с когда? С двенадцати лет или с четырнадцати?

– Машк, ты, часом, не заболела? С двенадцати, ясный фиг! Ну помнишь, у нас еще собрание торжественное было, значки всем специальные выдали и объявили, что с завтрашнего дня общественные работы удлиняются для нас на два часа. Маш, ты что, правда не помнишь?!

– Собрание? Не, не помню. Наверное, я его проболела. Это когда было, в начале шестого класса? А, у меня тогда грипп был, с высокой температурой. Мама прямо саму себя превзошла, раздобыла мне справку не на стандартные три дня, а на две недели. Я приехала, все уже давно работали и учились.

– Что ж ты, так и осталась без значка?

– Нет, значок вроде у меня был. Наверное, Дуся мне его потом приколола. Это какой значок, синенький такой, с небом, солнышком и колоски внизу, они же и буквы?

– Он самый! А буквы были СГО. Сознательный гражданин отечества.

– Ты знаешь, мне кажется, все это было так давно! Вроде как и не со мной.

– А с кем же еще, глупая?

– Ну-у… С другой какой-нибудь Машей.

Лера завистливо глянула на подругу. Вот ведь дите дитем! И как некоторым удается? Ну ничего, найдется и на Машку управа. Рано или поздно какой-нибудь парень сообразит, как к ней подъехать, а там уж Машка никуда не денется! Залетит и обабится, как все.

– Что ты учишь, социологию? Можешь не трудиться. Все равно Макс тебя не спросит.

– Это почему еще?

– Да он даже дышать в твою сторону боится! Колись, как ты его околдовала?

Маша сложила губки бантиком и похлопала ресницами.

– Даже и вообще не понимаю, о чем ты.

– Да ладно тебе выделываться! Дурочку-то не строй из себя. А что, Максим мужик видный. Не будь он учителем, я б, может, и сама…

– Можно подумать, учитель – это какая-то неизлечимая заразная болезнь.

– Нет, но пока мы в школе, учителя для нас, а мы для них вроде как неприкасаемые.

– Ну и глупо! Как будто кому-то от этого плохо.

Лерка указала подбородком на книгу, все еще лежащую на коленях у Маши и раскрытую все на той же странице.

– Читай внимательнее. Глядишь, пригодится. Видишь, дальше у тебя два столбца жирным выделены? «Действия, угрожающие стабильности общества…»

– Ага. А внизу курсивом: «Действия общества, грозящие разрушить стабильность личности…»

– Чего?! Не, я курсив никогда не читаю. Курсив же никто спрашивать не будет.

– Лежи спокойно, не дергайся.

– Так гель же холодный! А можно вы экранчик ко мне развернете? Ну чтобы я тоже видела?

– На, смотри! Нечего там видеть! Пятна всякие на экране, и все. Когда родится, тогда и рассмотришь.

– Почему? По-моему, вон там нос. И ладошка?

– Ты глянь, глазастая какая! Ты на кого учишься?

– На портниху. Закройщица мужской и женской одежды.

– Ну и зря! С таким зрением в снайперы тебе прямая дорога.

– Доктор, а у меня мальчик или девочка?

– А ты платье мне сошьешь, если скажу?

– Могу. Вы только размеры дайте и материал какой-нибудь.

– Ишь ты, материал. С материалом-то каждый сможет. Это я и сама смогу, с материалом-то… Вставай давай, вытирайся. Ну, что застыла? Выходи, зови следующую. Видела, какая там очередь? И что вам всем так неймется! Точно пятерки вам за это ставят.

– А…

– Бэ. Девочка у тебя. Ступай уже, не задерживай. Следующей скажи, пусть заходит.

И чего они все такие нервные? К какой ни придешь. Ну правда! Ни тебе здрасте, ни до свидания! Эта по сравнению с другими даже еще ничего. Шутить даже пыталась. А то есть такие, что губы подожмут и не улыбнутся даже ни разу. И голос у всех такой напряженный, дрожащий, точно вот-вот сорвется на крик.

Ладно, главное-то сказала. Девочка… Интересно, глаза карие будут или голубые? Вот если б голубые, как у Сережки! Но, говорят, если у одного из родителей темные, то темные гены светлых всегда перебьют.

Ну, может, хоть рыжая будет. И то хлеб.

Девочка… Сережка обрадуется. Он девочку как раз и хотел. То есть вообще-то он говорил, что ему все равно, но лучше все-таки, чтобы девочка.

И хотя докторша очень быстро развернула назад экран, Лерка успела-таки сосчитать пальчики на ладошке. Их было ровно пять!