Энтони Берджесс - Семя желания [litres]

– Так, – заявил один серомальчик в чине капрала, тасуя колоду удостоверений личности. – Сейчас начну сдавать. Те, кто свои получат, могут валить, но впредь пусть ведут себя хорошо. Поехали. Аарон, Барбер, Вивьен…

– А уж я-то чем провинился? – удивился Блэклок.

– Дейвенпорт, Джилл, Джонс, Дилке, Доддс, Коллинс, Линдси, Лоури…

Названные жадно хватали свои документы, и их грубо выталкивали на волю.

– Макинтош, Мейфилд, Морган, Мохамед, Норвуд, О’Коннор, Олдис…

– Я вернусь, – пообещал старик, с дрожью беря удостоверение личности. – Вот только плиту выключу и вернусь. Спасибо, ребята.

– Пейджет, Радковиц, Смит.

Камера быстро пустела.

– Снайдер, Такер, Тейлор, Уилсон, Уилсон, Уилсон, Укук, Фейбразер, Франклин, Хамидин…

– Тут какая-то ошибка! – крикнул Тристрам. – Я на «эф»!

– Хэкни, Чанг, Эванс, Эндор. Вот и все. А ты у нас кто, приятель? – спросил серомальчик Тристрама.

Тристрам назвался.

– Ага, а вот ты остаешься.

– Я требую, чтобы меня отвели к начальнику, – взвился Тристрам. – Я требую, чтобы мне позволили связаться с братом. Дайте мне позвонить жене. Я напишу министру внутренних дел.

– Ну, от писанины вреда не будет, – сказал серомальчик. – Возможно, так тебя удастся заткнуть. Пиши, приятель, пиши.

– Хвала Господу в небесах! – громыхнул Шонни. – Смотрите, кто приехал! Моя сестренка! И благослови и сохрани нас Господь, ни на день не постарела, с тех пор как я ее видел, а тому уже года три как. Входи же, входи, крайне тебе рады. – И, подозрительно выглянув, добавил: – Честное слово, вреда ему не желаю, но, надеюсь, своего кошмарного муженька ты с собой не привезла? При одном только его виде у меня волосы на загривке дыбом встают и зубы зудеть начинают.

Беатрис-Джоанна с улыбкой покачала головой. Шонни принадлежал сказочному прошлому: открытый, прямой, честный, полный плодовитой жизненной силы, с грубым, загорелым и веселым круглым лицом и удивленными льдисто-голубыми глазами. Верхняя губа у него по-обезьяньи выворачивалась, а нижняя мясисто оттопыривалась. Кряжистое тело казалось еще более крупным из-за дерюжной фермерской одежонки.

– Мейвис! – позвал он. – Мейвис!

В крошечной прихожей появилась Мейвис – на шесть лет старше Беатрис-Джоанны, с такими же волосами цвета сидра, крапчато-карими глазами, округлая и полногрудая.

– Не получилось предупредить заранее, – извинилась, целуя сестру, Беатрис-Джоанна. – Я уезжала в спешке.

– Из вашего жуткого метрополиса стоит уезжать в спешке, – согласился, подхватывая ее сумку, Шонни. – Да пошлет ему Господь дурные сны.

– Бедный маленький Роджер, – сказала Мейвис и, обняв сестру за плечи, повела в гостиную. – Такая жалость!

Места там было не больше, чем в квартире у Фоксов, но почему-то здесь гостиная словно бы дышала простором.

– Для начала надо выпить за приезд! – Шонни поднял люк, и на свет вынырнула батарея бутылок. – Такого по двадцать крон за кружку не сыскать в том заблудшем рассаднике греха, разрази его Господь, откуда ты сбежала.

Он поднял повыше бутылку, рассматривая ее на просвет в электрическом свете.

– Сливовое вино моего собственного изготовления. Считается, что виноделие под запретом, как и многие другие полезные и богоугодные вещи, но к черту всех этих мелкодушных законодателей-навозников, да сжалится над ними Господь. – Он налил. – Поднимите стаканы и повторяйте за мной, – приказал он.

Все выпили.

– Эй! А за что мы пьем?

– За многое, – отозвалась Беатрис-Джоанна. – За жизнь. За свободу. За море. За нас. За то, о чем я вам позже расскажу.

– Мы за каждое пропустим по стаканчику, – сказал Шонни и просиял: – Какая радость, что ты приехала!

Шонни был панкельтом, одним из немногих оставшихся представителей Кельтского Союза, которые в добровольном исходе волна за волной покидали Британские острова и почти сто лет назад обосновались в Арморике. В Шонни бурлила горячая кровь жителей острова Мэн, Гламоргана, Шетланда, Эршира и графства Корк, но это, как пылко утверждал Шонни, нельзя называть смешением рас. Фергюс, Моисей Кельтского Союза, учил, что кельты единый народ, что их язык – единый язык, что вера у всех кельтов, по сути, одна и та же. Свое учение о втором пришествии Мессии он основал на выжимках из католицизма, кальвинистского методизма и пресвитерианства: церковь или кирка – обе они служили одним храмом неотвратимого Господа. Миссией кельтов стало поддерживать пламя христианства, давать отпор, как некогда ордам саксов, пелагианству, ставшему синонимом равнодушия.

– Знаешь, мы молились, – сказал Шонни, подливая дамам, – хотя, конечно, это тоже нелегально. Раньше нас не трогали, но теперь власти подключили эту дьявольскую полицию и полицейские шпионят и арестовывают – совсем как в карательные времена пресвятой памяти. Мы пару раз отстояли мессу. Отца Шэкела, благослови, Господи, и помоги ему, несчастному, забрали на днях из собственной лавки, забрали дьяволы с приторными улыбочками и в губной помаде и увели непонятно куда. А главное, тупые невежды не в силах или не хотят понимать, что мы возносим хвалы Господу ради блага самого Государства. Мы все, благослови нас Господи, умрем с голоду, если не станем молиться о прощении за наши прегрешения. За прегрешения против света, за то, как отвергаем жизнь. Все идет к тому, что происходящее ниспослано всем нам как кара Божия.

Опрокинув очередную стопку сливового вина, он причмокнул мясистыми губами.

– У нас постоянно урезают пайки, – сказала Беатрис-Джоанна. – И не говорят почему. На улицах были демонстрации. Тристрама затянуло в одну такую. Он в тот момент пьян был. Думаю, полиция его забрала. Очень надеюсь, что с ним все в порядке.

– Ну, большого вреда ему не причинят, – заверил Шонни. – Пьян, говоришь? Выходит, кое-что хорошее в нем все-таки осталось.

– И как долго ты собираешься у нас жить? – спросила Мейвис.

– Наверное, стоит прямо сейчас вам рассказать. Надеюсь, вы не будете шокированы или еще что. Я беременна.

– О! – выдохнула Мейвис.

– И я рада, что беременна. Я правда хочу ребенка.

– Вот за это мы точно выпьем! – взревел Шонни. – И плевать на последствия, я вам скажу. Вызов – вот это что. Надо поддерживать пламя, служить мессу в катакомбах. Молодец, девочка! – Он разлил еще вина.

– Ты хочешь родить ребенка тут? – спросила Мейвис. – Это опасно. Такое не удастся долго утаивать. Учитывая, как сегодня обстоят дела, ты должна хорошенько подумать.

– Это воля Божья! – крикнул Шонни. – Плодитесь и размножайтесь! Так, значит, в твоем мужчинке есть толика жизни, а?

– Тристрам его не хочет, – сказала Беатрис-Джоанна. – Он велел мне убираться.

– Кто-нибудь знает, что ты поехала сюда? – спросила Мейвис.