Джей Эшер - Наше будущее [litres]

Эмма пересекает улицу, направляясь к беговой дорожке в парке, и исчезает из виду. Я сажусь на цементные блоки, ограждающие площадку с качелями, и кладу рядом телефон.

Даже если буду стараться делать все как надо, эффект расходящихся волн неизбежен. Все изменилось в ту минуту, когда Эмма обнаружила «Фейсбук». Если бы я не знал, что мы с Сидни когда-нибудь поженимся, возможно, не стал бы вступаться за нее на уроке и она не попросила бы мой номер.

Лежащий рядом со мной телефон упорно молчит.

Мама с Мартином смотрят телевизор внизу, в гостиной, так что я прохожу через их комнату, чтобы принять душ. Обычно я пользуюсь ванной на первом этаже, но, пока идет ремонт, нам всем приходится делить одну ванную комнату.

Папа как-то спросил меня, что я думаю о Мартине. Это было через несколько месяцев после того, как он переехал во Флориду, во время рождественских каникул, и мы с ним гуляли по пляжу. Он собирал ракушки в специальную сетчатую сумку, а я бродила босиком в прибое. Мне не хотелось жаловаться отцу на Мартина, потому что это бросило бы тень на маму, да и отец был счастливо женат на Синтии еще с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать. Но расхваливать Мартина я тоже не собиралась.

– Он ничего, – сказала я. – По крайней мере, они не скандалят так, как это было у мамы с Эриком.

С Эриком они постоянно орали друг на друга, хлопали дверями, и потом кто-то из них временно переезжал спать на кушетку. Вообще-то, с отцом мама ругалась точно так же. Но с Мартином они пока почти не спорят.

– Это хорошо, – сказал папа. – Значит, она счастлива.

Я почувствовала, как у меня сжимается горло:

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложила я, глядя на бухту.

Я долго стою под душем, потом брею ноги и туго завязываю пояс халатика вокруг талии. Проходя обратно через их комнату, задерживаюсь перед фотографией в рамке, которую мать держит у себя на подзеркальнике. На снимке мне год, я в вышитой панамке сижу в детском надувном бассейне. У меня пухлые щеки, круглые глаза и крохотный ротик сердечком.

В точности как у моей дочки на фотографии в «Фейсбуке».

Вернувшись к себе, зарываюсь под одеяло и лежу, думая о Кевине Сторме. Имя у него шикарное. Я думаю, не назвать ли нашу дочку Оливией. Мне всегда нравилось это имя, а девочка с именем Оливия Сторм просто должна вырасти уверенной, сильной женщиной. Знаю, я сама сказала Джошу, что мы не можем сейчас привязываться к нашим будущим детям, потому что просто невозможно, чтобы именно тот сперматозоид оплодотворил именно ту яйцеклетку именно в тот самый день. Но я ничего не могу с собой поделать.

И переворачиваюсь на бок.

Завтра я наконец порву с Грэмом. На этот раз уже навсегда. Мы неплохо проводили время, но я даже не могу представить, что снова позволила ему поцеловать себя. После того как Джош увидел нас вместе, это больше невозможно. Тем более что в будущем меня ждет Кевин Сторм.

Я всегда заявляла, что не верю в настоящую любовь, но готова предоставить возможность Коди Грейнджеру убедить меня в обратном. Поскольку мне не суждено выйти замуж за Коди, пожалуй, надо расширить список претендентов, чтобы у Кевина Сторма тоже появился шанс.

Мартин ставит на стол миску овсяных хлопьев с изюмом.

– Это мюсли, – объявляет он, доставая из холодильника соевое молоко. – Швейцарцы едят их на завтрак, и нам с твоей мамой тоже нравится.

– Спасибо, что сказал, – отвечаю.

Кидаю в тостер замороженную вафлю, посматривая в окно на дорожку перед домом Джоша, где все еще стоит машина его родителей. Мне хочется, чтобы они скорее уехали, и я могла бы затащить его к себе, проверить «Фейсбук».

Мартин усаживается завтракать.

– Ты, вообще, видела, какая у швейцарцев ожидаемая продолжительность жизни?

Я стою над тостером в ожидании своей вафли. Хорошо бы Мартин заткнулся и родители Джоша уехали бы.

Входит мама:

– Ты уже готов? Я подумала, мы могли бы заехать в магазин за краской по пути на работу.

– Только доем мюсли, – отвечает Мартин.

Мама ставит в раковину кружку из-под кофе:

– Эмма, надеюсь, ты позвонила отцу и поблагодарила его за компьютер?

Терпеть не могу, когда она говорит «отец», ведь до прошлого года он всегда был «папой».

– Еще нет, – я поливаю вафлю сиропом, – я написала письмо по электронной почте, но пока что не отправила.

– Я получила от него сообщение в понедельник – он спрашивал, доставили ли компьютер, – говорит мама. – Когда позвонишь, не забудь спросить про их малышку. Рэйчел, наверное, уже около пяти месяцев.

У меня совсем нет настроения звонить отцу и говорить про компьютер: слишком все это странно. Наконец слышу, что в доме Джоша хлопнула входная дверь, и, подбежав к окну, вижу его родителей, направляющихся к машине. Беру тарелку с вилкой и выскальзываю за дверь.

Я уже третий раз нажимаю звонок на двери Джоша. Заглянув в окно, убеждаюсь, что его школьный рюкзак лежит на столе в холле, следовательно, он еще дома. Заглядываю за стоящий на приступке горшок с цветами и с облегчением обнаруживаю, что запасной ключ лежит на прежнем месте. Удерживая тарелку с вафлей в одной руке, отпираю дверь и захожу в дом.

В комнате Джоша грохочет музыка.

– Джош! – кричу я снизу.

Никакого ответа.

Я не была у него дома с декабря. Прошло всего несколько недель после того, как Джош попытался поцеловать меня, и все это время мы с ним едва разговаривали. Когда мама с Мартином решили заглянуть к соседям на обед, я напросилась с ними в надежде, что мне удастся хоть несколько минут поговорить с Джошем. Но он проглотил обед за три минуты и закрылся в своей комнате.

Стена рядом с лестницей увешана фотографиями Джоша и Дэвида в разные годы, в разных классах, с самыми нелепыми прическами. Родители оправили в рамки и повесили на стену локоны сыновей, когда те были совсем малышами, и даже отпечатки детских ладошек.

Я откусываю кусок вафли и стучу в дверь Джоша. Изнутри грохочет «Walking on Sunshine» [17] Песня группы Каtrina and the Waves. , и я слышу, как Джош во весь голос подпевает: « И мне ХОРОШО !».

Поворачиваю ручку, открываю дверь и…

Джош качает пресс в одних белых плавках! Грудь у него рельефная, но… белые плавки ?

– Эмма!

Весь пунцовый от смущения, Джош вскакивает, хватает с постели простыню и оборачивает ею бедра, заставив меня рассмеяться.

– Ты когда-нибудь слышала, что в дверь положено стучаться?

– Я постучалась, – отвечаю, кивая головой в такт заводному ритму. – А ты когда-нибудь слышал о трусах-боксерах?

Джош хватает джинсы и натягивает их, не снимая простыни.

Продолжая есть вафлю, я осматриваю комнату. Здесь все по-прежнему, включая постер с Тони Хоуком над комодом и фото Синди Кроуфорд над кроватью. На столе банка с маркерами для скейта, а на полу разбросаны старые колеса. Единственная новая вещь – это гантели, перешедшие Джошу по наследству от брата. Раньше они валялись в шкафу, а теперь красуются посередине комнаты.