Геннадий Михеев - Фантазии Старой Москвы

Как вы верно заметили, Гоголь счастья что-то не приносит, и этой очевидной истины Шикулев явно не осознавал. На привокзальной площади города Гжатск растерянно стояла простая деревенская баба с двумя прижавшимися к ней детишками, да еще с младенцем в руках. Ничем она не отличалась от баб деревни Верхние Котлы. Шикулев, проходя мимо крестьянки, вдруг обернулся и спросил:

- Что, трудно на деревне?

- А кому легко... - устало ответила баба. - Сама-то я тоже росла в большом городе, голод погнал...

- Да ладно. В городах тоже не сахар. А вот пускай младенчик подержится за счастье свое...

Шикулев протянул сверток с головою. Малыш, едва его ручонка прикоснулась к скатерти, отпрянул и заплакал. Старшие еще сильнее прижались к матери.

- Ну. Ну-у-у... не плачь. - Попытался успокоить дите педагог. - Дядька купит тебе калач. Как звать-то?

- Анна. Тимофеевна.

- Да не тебя. Капризу этого твоего.

- Юрка. Гагарин.

- Дворянская фамилия.

- Окститесь, товарищ. Не дай Бог.

- Будет счастливым твой Юрка. Поверь!

- Не сглазь. И калачом не мани, коль нету...

Младенец, успокоившись, искоса поглядывал на Шикулева. Подкатили сани, лошадью управлял мужик в ватнике, изрядно поддатый, но мрачный. Семья погрузилась, дядька, выругавшись, хлестанул лошадь - и та потянула ношу прочь.

- Счастливым, запомни! - Крикнул Шикулев вослед. Кажется, мужик в ответ послал учителя во все места.

Сестре и ее мужу Шикулев рассказал все как есть. Родственникам ситуация не понравилась, ведь имеют место криминал и кощунство. Терпела семья Гагиных Шикулева ровно неделю, и, не вынеся пресса, учитель отправился в Москву с целью, как он выразился, все устаканить. Ну, там - помириться с Анисиным, навести порядок в школьных делах и наведаться в Академию наук.

В Гжатск Шикулев так и не вернулся. Так же, как выяснилось позже, не появился учитель и в Верхних Котлах. Что произошло в дороге, нам неведомо. А могло случиться все - как и в нынешние времена.

Супруги Гагины, уединившись от детей (таковых в семье медработников двое), разглядывали голову с носом и рассуждали: в милицию сдашь - поди потом, отвертись... Да может и не Гоголь это вовсе, а просто безвестный останок. Лучше, решили супруги, пусть полежит в положенном месте... И ночью доктор Гагин закопал голову на городском кладбище. Правда на всякий случай сверток снабдил запиской: "Предполагаемые останки великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя". Пусть даже все неправда, но чем ведь бес не шутит.

Доктора Гагина арестовали в сентябре 37-го. Ему вменили антисоветчину, хотя Гагин-то как раз всегда приветствовал советскую власть и в глубинку отправился потому что энтузиаст. Может, рассказал кому не надо не тот анекдот, или неуважительно отозвался о политике партии и правительства. Органы не докладывали, а им виднее. Хорошо, не тронули Гагинскую жену, в девичестве Шикулеву, и детей. Все так же женщина продолжала трудиться в районной больнице в должности медсестры.

Прошли четыре года. Осенью 41-го Гжатск оккупировали немецкие войска. Все думали, ненадолго, Красная Армия даст фашистам больно под Москвою и примется гнать ворога на Запад. Но германские войска что-то не торопились оставлять город. Причем, военные буквально заполонили Гжатск. Гагина все так же сестричествовала в больнице, которая была превращена в немецкий госпиталь. Одновременно оказывала помощь советским военнопленным в лагере, организованном прямо в городе. А чтоб уж совсем не пропасть с голодухи, пятнадцатилетний старший сын подрабатывал на кладбище, копая могилы.

И вот однажды Гагин-младший принес домой сверток. Тряпка прогнила, а вот носатый череп и записка, аккуратно упакованные промасленный крафт - нет.

- Смотрите, Гоголя откопал! - Гордо заявил мальчик.

- Да ну! - Восхитилась младшая сестра. - Всамделишний?

Мать расплакалась. Она осознала, что Гоголь - не только судьба семьи, но и проклятие.

На квартире у Гагиных между тем стояли несколько солдат Вермахта. Один из них, ефрейтор Шмутке, знает русский язык. Он услышал про Гоголя и заинтересовался находкой. Дело в том, что Шмутке - поклонник русской культуры, "Мертвые души" на языке оригинала читал еще в юности и восхищался очаровательной дремучестью русской провинции. Будучи человеком честным, ефрейтор предложил выкупить голову, а в качестве оплаты назначил шесть банок германской тушенки. По тем временам - предложение царское. Конечно же, Гагины согласились на сделку.

Даже если голова вовсе не Гоголевская, прикинул Шмутке, дома, уже после войны он выставит раритет на обозрение, доказывая, что русскую святыню добыл в жестоком бою под Москвою.

Через два дня мальчика и девочку отправили на принудительные работы в Германию, Гагиной было сообщено, что детям очевидно повезло, ибо в Европе они будут сыты и ухожены. Гагина не верила немцам; когда она высказывала Шмутке все что думает, тот виновато улыбался. А еще через неделю подразделение, в котором служил ефрейтор Шмутке, передислоцировали севернее, под Демянск. Именно там, на выходе из болота, Шмутке добил изголодавшего Архара - того самого мальчика, выкопавшего когда-то по заказу "шляпы" голову гения. Гагина погибла весною, от советского снаряда, попавшего в дом. Это была артподготовка перед освобождением Города. Она так и не узнала, что мужа расстреляли еще до войны. Дети же после разгрома фашизма вернулись в СССР; германская каторга и в самом деле сохранила им жизни.

В конце войны, в Восточной Пруссии, когда наши в результате ожесточенного противостояния захватили немецкий поселок, возле кирхи командир отделения минометчиков старший сержант Анисин вырвал из рук изуродованного фашистского трупа чемодан. Какого же было удивление вояки, когда среди содержимого он обнаружил... ту самую голову, которою когда-то он нашел на толкучем рынке и которую у него по пьяни умыкнул без вести пропавший учитель Шикулев. На сей раз Гоголевский качан был завернут в золотошвейную плащаницу, украденную фрицем в каком-то храме.

Так частичка Гоголя вернулась в Москву, точнее в бывшую деревню Верхние Котлы. Трофеев сержант Анисин по своей крестьянской натуре привез немало, и так получилось, что все лето 45-го вояка о голове не вспоминал. Герой-победитель, грудь в медалях и даже блестят две "Славы". Кавалер что надо, все бабы егойные. Да и с крестьянством пришлось завязать: устроился на завод имени Сталина формовщиком.

Только ближе к осени досуг и бодун толкнули раздумать, что делать с гоголью. За последнее десятилетие ой, много чего было, но Анисину в душу запали слова коварного учителя о том, что с этим можно в Академию Наук. И отправился Анисин не куда-нибудь, а в Нескучное, в сам Президиум. Оделся само собою по форме и при регалиях, посему милиционер на проходной гнать фронтовика не стал. Но и на территорию к слову не пропускал.