Геннадий Михеев - Фантазии Старой Москвы

У пацанов даже бизнес оформился: находки они обменивали - например, на жвачку. Вот и про красный альбом Денис подумал то же. Дома он разглядел подарок старца и по внутренней интуиции обменивать раздумал. Раньше он его не видел, в смысле, старика. В Старой Москве много таких вот чудаков... было. И каждый чудил во что горазд. В основном они являлись натуральными городскими сумасшедшими, своеобразным красочным штрихом на серой картине бывшего купеческого города, превращенного в имперскую столицу, но в дурдом почему-то их не отправляли.

Альбом содержал какие-то не слишком разборчивые записи и чертежи. Сначала было непонятно, а потом озарило предположение: вдруг здесь рассказывается о кладе? Внимательно изучив одну из схем, Денис узнал план родных переулков. Но очень скоро устал, надоело. Забросил на шкаф и забыл. Мальчишья память коротка.

Наткнулся на старую вещь уже через несколько лет, подростком - мать заставила выбросить барахло. Мучительно вспоминал, и наконец из глубин памяти выплыл образ старца. Теперь Муянов внимательно просмотрел записи. Будучи начитанным, мальчик кой-чего сообразил. Это был дневник некоего исследователя, датированный концом девятнадцатого века. Записи касались Огородной слободы и прилегающих территорий. Само собою, вместо 613 школы на схемах обозначен был храмовый комплекс, да и расположение домов в кварталах было несколько иным. И уж совсем таинственным представлялась разветвленная сеть подземных коммуникаций. На схемах они обозначались таинственными словами "паттерна", "лаз", "коридор" и даже "склеп". Все конечно с ятями.

В некоторых частях рукописи неизвестный запросто указывал: "далее мы идти побоялись", "проход завален", "скопились удушливые газы". Похоже, уже тогда андеграунд был изрядно поврежден и уж точно не изучен. Чудным казалось, что под городом есть еще один город, целый мир. Воображение рисовало самые страшные и одновременно чарующие картины.

Прошло немного времени, и красный альбом вновь наскучил. Денис упрятал заветный дневник в ящик письменного стола, и... вновь забыл. Взрослея, юноша интересовался разными вещами – практическим всем, что находится промеж науки и искусства. Но призвания что-то все не нащупывалось. Любил лежать с книгой, слоняться по Старой Москве, мечтать. А учился так себе, без огонька и мотивации. Сын рабочих, Денис и подумывал о пролетарской судьбе.

Все изменилось после того как Денису попалась книга Игнатия Стеллецкого о поисках библиотеки Ивана Грозного, той самой Либереи из легенд. Вопрос раскопок в Кремле Дениса не интересовал; спецслужбы наверняка все изведали и засекретили. А вот сведения о подземельях в Огородной слободе вдохновили. Кстати в московский язык потихонечку стало приходить слово "диггер". Сопоставляя сведения от Стеллецкого с содержанием красного альбома, Муянов наконец понял: старик подарил тогдашнему постреленышу уникальный документ.

Денис поступил в техникум, на специальность "геодезия". Не по призванию, а потому что Топографический техникум был относительно недалеко, в Колобовских переулках — двадцать минут пешком. Учебное заведение располагалось в бывшей пересыльной тюрьме, и там имелись шикарные подземелья, оборудованные под лаборатории. После техникума попал по распределению на предприятие номер семь ГУГК. Ну, неважно, что это за контора такая - ирония в другом: оно в те времена было расположено в Шелапутинском переулке, аккурат напротив роддома имени Клары Цеткин. Цикличность в нашей жизни встречается нередко. О самой работе говорить нечего: обычная рутина, тем более вся муяновская душа целиком принадлежала тайнам подземелий Огородной слободы. Пока еще - в теоретическом плане.

Родители в то время уже умерли. Маму хватил инсульт; когда ее вернули из больницы, не могла говорить, а только плакала, глядя виноватыми глазами. Отец скончался через четыре месяца. Курил утром с перепоя в коридоре, сидячи на обувном ящике, и тихо скончался. Возможно Господь любит того, кого забирает без мук...

Грянула перестройка и жестокий режим ослаб в связи с деструкцией государства в целом. Проще говоря, многие места Старой Москвы остались бесхозными, и в частности мародеры повыкорчевали ранее наглухо затворенные двери...

- ...все, - томно произнесла незнакомка, - устала.

- Красиво. Интригует. - Улыбнулся Сергей. - Полагаю, история идут к тому, что автор нашел несметные сокровища.

- Малую часть сокровищ Феликса Юсупова нашли еще в тысяча девятьсот двадцать пятом, когда ремонтировали дворец. Наткнулись на межстенок.

- Скрипку Страдивари?

- Плмнишь... Нет ― осуду из благородных металлов, украшения. Все разошлось по музеям.

- Ну, а основная часть? И как насчет библиотеки Грозного…

- Потом. Через неделю. У Крупской. В тот же час.

- Она тоже была... того?

- В смысле...

- Гением места.

- Не совсем. Просто удобная точка. Еще дать?

- Что?

- Почитать. Денискины рассказы.

- Не вопрос...

Девушка вынула из сумки файл, протянула. Сергей глянул, воскликнул:

- Подожди, Карени... – От оговорки даже не по Фрейду, и по Швейку, зарделся: - прости.

- Да ничего. Проехали.

- Это же те самые рассказы, которые ты мне давала в прошлый раз.

- Ах... - "Каренина", покопавшись в сумочке, достала другой файл: - Вот.

Антонов пробежал глазами:

- Да. Это что-то свежее. И все же. Ты мне расскажешь, как... дошла до такой жизни?

- Возможно.

Незнакомка резко развернулась и стала уноситься прочь ― в своем стиле.

Вообще, подумал Сергей, это своего рода хамство. Он оглянулся вокруг себя и обнаружил, что стоит на совершенно незнакомом перекрестке. Вокруг теснятся мрачные кажущиеся безжизненными домишки. На одном разглядел указатель: "Подкопаевский переулок". Сергей, ни у кого не спрашивая дороги, побрел наугад. Угадал, из пучины старомосковских переулков выбрел очень скоро.

К чтению он приступил уже в метро. На сей раз – несколько попридирчивей.

...Сергей снова не удержался, и на работе некоторые моменты сообщил коллеге.

- Если ты думаешь, что тобой никто не манипулирует, значит, тобой манипулируют профессионалы... - Задумчиво произнес Андрей.

- Уж не намекаешь ли ты, что в меня втягивают в секту?

- Да чего уж намекать... Ты ж кремень, тебе веру не втюхаешь.

- А тебе?

- Смотря - кто... - Пробормотал Андрей, ехидно улыбнувшись.

Из фотографического проекта

«Старая Москва»

1980-е

РЕСТИТУЦИОНЕРКА