Геннадий Михеев - Фантазии Старой Москвы

Глупая собачонка выдала себя сама: выбралась однажды утром из своего убежища, прибежала на ресепшен элитного дома и принялась по своему обычаю брехать. Охранник, следуя приказу барыни, со словами "Ничего личного..." тупо шлепнул У-у. Мучилось животное недолго, молча изображая глупыми глазенками покорность, но уже было поздно – раньше надо было умнеть. Похоронив пса на пустыре, убитый горем дворник весь день слонялся по городу, впервые в своей трудовой жизни наплюя на трудовые обязанности. Ночью ресепшен сгорел, мстительный же чуваш ударился в бега.

Эту свою историю И-о рассказывает в жестах и междометиях. Пока не появился в подвале Феодосий со своим поводырем, никто не понимал, что собственно чуваш хочет сообщить. Да, Старец не различает детали, но чует самую суть, а так же понимает чисто человеческие чувства, и в этом его преимущество.

И-о промышляет тем, что собирает по элитным помойкам Старой Москвы всякую хрень и сдает в пункты приема вторсырья. Беглый дворник, корча смешные рожи и рассекая спертый воздух ручищами, доказывает, что вот накопит денег и вернется в свою деревню на Волге, где заживет как человек. Особенно у отставного дворника удается жест, обозначающий, как уже достала эта Первопрестольная маета. Но, ежели судить по логике, денег на дорогу И-о давно скопил, но что-то все не валит и не валит.

По своему дворнищецкому опыту И-о содержит подвал в идеальном порядке, прям как немец какой-то. А еще чуваш умеет замечательно слушать. Он не слышит слова, но много понимает по артикуляции губ, жестикуляции и выражению глаз собеседника. Оно тому же старцу и надо - по возрасту своему Феодосий ворчлив и не может остановить свою речь в нужном месте.

А вот Юрка не дружен ни с кем. Интуиция подсказывает: доверять нельзя даже деду (мальчик к своему слепцу так и обращается: "деда"). Но так сложилось: когда старик взял мальчика с собою в отход, что-то не спросил, надо ли это пацану. Э-э-эх, была б воля Юркина - он бы махнул в Краснодар. Но только после того как познает тайну Дворца Детских Радостей. Где-то он слышал, в Краснодаре даже зимою тепло и много фруктов. Там, в вожделенном Краснодаре Юрка бы перебился до момента, когда повзрослеет - и пошел бы в машинисты. Очень уж ему нравится запах железнодорожного тавота и шум вокзалов.

Юрка порою размышляет: когда-нибудь в далеком-далеком будущем и он станет таким же противным, мерзко чавкающем во время еды пердуном. Его будут все уважать и отдавать лучшие куски - лишь бы отвязался. Но Юрка, который к тому времени в результате очевидного жизненного метаморфоза превратится в заслуженного машиниста старца Георгия, будет величественно помалкивать, а уж каждое слово сказанет - как отольет. Как бы то ни было, с погорелым делом Бога ради свое будущее Юрка не связывает.

Москву Феодосий называет "бесу подобной". И вот, что странно: никто из обитателей подвала особняка в Кривоколенном не произносит добрых слов о городе, в который их забросила нужда. Все ненавидят столицу, причем – искренне. Как вообще можно презирать среду, в которую ты завалился сам? Но все эти люди и себя толком не любят – что же тут говорить об окружающем мире…

С ментами Басманного района у подвала консенсус. Каждая новая смена, собрав с постояльцев приюта дань, говорит (устами одного из городовых): "И штоп тут у меня без фокусов!". Под "фокусами" и "у меня" имеется в виду промысел на территории района. Людишки-то разные, и средства пропитания у всех своеобычные. А ежели что случается на раёне, обитатели подземелья доложат, что знают, операм. Так работает правоохранительная система и государство вообще.

Своды у подвала округлые, старец говорит, дом еще с каких-то донаполеоновских времен, переживший пожар. Что такое "донаполеоновские времена" Юрка не знает, но ему представляются какие-то страшные ящеры и динозавры, гуляющие по полям. А вот "пожар" для мальчика – нечто непонятное: пацан в курсе, конечно, что случилось с его близкими предками, но ни одного пожара наяву он еще пока не видал. Может это налет Змея Горыныча? По правде, Юрка так не смог научиться любить мамку с родным дедом, они ж все время в отходах. Подымала его бабка Софья, старуха вредная, жадная и тупая. Она и Феодосию-то Юрку отдала "на пользование" только потому что тот денег заплатил, так сказать, арендовал.

Феодосий утверждает, что де якшается с духами Старой Москвы, даже с духом какого-то Ленина, который якобы хвалился деду, что танк у своей могилы остановил. Какой танк, Юрка так и не понял. Особенно часто по словам Феодосия на Лубянку завитывает дух какого-то Железного Феликса. Это что ли такой трансформер… Юрка полагает, эту фигню старец придумал для статуса. А, впрочем, пущай трындит: чем бы старый не тешился…

Однажды посередь ночи в подвал нагрянули такие полицаи, которых Юрка еще не видывал. Они были красивые, огромные и статные как настоящие супермэны. С матом бугаи согнали всех в центральный каземат (там камбуз) и поставили улов на колени. Обитатели вели себя как сонные мухи, ведь контингент привык ко всему. В смысле плохому - хорошего здесь не ждут.

Не самый внушительный, но ведущий себя как бонза полицай убедительно и спокойно произнес:

- Нам нужен глухонемой чуваш. Где он прячется.

Народ безмолвствовал. Действительно: И-о среди улова не было, ушмыгнул.

- Будьте благоразумны, ребята. Сдадите искомое - вам же лучше будет.

- Куда уж лучше... - Съязвил один из обитателей.

- Пеняйте на себя, идиоты.

"Идиоты" стояли стадом, глядели на ментяр ненавидяще и одновременно внутренне ликующе. Каждый думал: "Ну, слава те Господи это не за мной!" Мальчик же, положив голову на дедово бедро, додремывал.

- Погоди, начальник! - Воскликнул старец. - Вон там, в подклете глянь...

В подвале есть такой потаенный куток - именно для таких вот случаев. Беглого дворника выволокли, при этом несколько раз больно ударив. У-у смотрел затравленно и обреченно, как будто он - поросенок, которому сейчас отсекут яйца. Старший мент выволок чуваша на свет, сверил личность с картинкой на своем телефоне. Удовлетворительно хмыкнул.

- У-у-ы-э-э-э... - Промычал несчастный, за что получил под дых.

- Молодец, старикан. - Назидательно произнес начальник. - Заморыш – твой?

Юрка перепугался. Уму уже захотелось запричитать: "Д-я-яденька, самы мы ня мэ-э-эсныя...", но перебил дед:

- Внучок, гражданин начальник, мы с дяревни...

- Да ладно. Все мы с дяревни. Се ля ви.

Иону поволокли наружу. Тот по своему обычаю мычал, наверное, прощался. Казалось бы, инцидент исчерпан, но далее последовала самая неприятная процедура - тотальный шмон. Полицаи бесцеремонно выкидывали вещи на пол и брезгливо в них копались. Обыскивали и людей, причем творили это безобразие со знанием дела и предельно грубо. Не пожалели даже мальчика: громила облапал пацана без церемоний. С деда ловко сняли пояс, тот самый, в котором он хранит бабло. Старик сказал полицаю: