Геннадий Михеев - Карта русского неба

Диктаторы страсть любят сказочников, а сказочники любят иносказания. Это относительно безопасно. Шварц сочинил своего «Дракона» при Сталине, подразумевая Гитлера. Что имел в виду Чуковский со своим «Тараканищем»? А вот Отец Всех Народов взял — и пожалел сказочника. Наверное, потому что сказочники навроде шутов, умеющих тонко балансировать на границе иронии и сарказма. Грандиозная чудесная сказка — «Мастер и Маргарита». Мы уж и забыли, что загнанный Сталиным в себя Булгаков писал ее в стол. Но ведь он делал это для нас! Нет уже ни Сталина, ни Гитлера (хотя не факт, что все еще не вернутся), и «Дракон» читается по-иному: люди сами порождают своих Драконов — потому что это выгодно сразу нескольким слоям общества. И «Тараканище» — лишь детская философская страшилка о том, что даже самые страшные победимы, надобен лишь отважный герой. А «Мастера с Маргаритою» мы так еще и не поняли, похоже, это счастье ждет лишь наших потомков.

Сказки — занятные приложения к мифам. А последние — не просто средство управления обществом, но и мировоззрение, о чем говорил и Платон…

...Убаюкаться удалось, тому способствовали излишние теоретизмы. Это к вопросу о пользе рассуждений, которые в плане усмирения возбужденных нервов — чудное средство. На сем месте Эдик умиротворенно надавил на массу. В грезах пришли почти кислотные босхианские картины: Сталин, приставший к Гитлеру с бек сайда, тараканище размером с Московский Кремль, обнаженная Маргарита, витающая на метле над осажденной Троей...

Встал с совсем свежей головой, будто очистился. С удовольствием припомнил, что сегодня выходной. Вернулся к тексту. Решительно пролистав несколько теоретических страниц на тему морфологии сказки, наконец, набрел на повествование.

ЦАРЬ ГОРЫ

Есть у нас такой род людей, которых необразованные поэтические натуры именуют странниками, а просвещенное простонародье — нищебродами. Меняются эпохи, режимы, тренды (пардон, модные направления), а данные, с позволения сказать, индивидуумы все шастают по российским просторам, производя странный броуновский эффект.

Один из таких путников по имени-фамилии Слава Функель двигался на промежности Вологодской и Костромской областей в направлении Юго-Востока. Излюбленный азимут: русские в тех краях тщатся отыскать Китеж, Беловодье, Шамбалу и прочие вымышленные миры. Натыкаются же всегда на что-то иное. Но это преимущественно в лихие годины, в другие же эпохи мы истово строим светлое будущее и прочую утопическую благодать. Вот только других что-то не случается. Вологодская и Костромская губернии имеют прямое сношение только в двух местах — промеж Вохтогой и Шушкодомом, да от Пермоса до Пыщуга — все остальное сочленение представляет собой чахлые леса и топкие болота. Так устроено, что регионы у нас — как острова, затерянные в океане, отсюда, верно, и любящие блуждать, а это все ж лучше, чем блудить. Кого смущают то ли угро-финские, то ли ямало-ненецкие топонимы, знайте: Русь — извечный котел цивилизаций, в котором варятся не токмо щи.

Кстати о Функеле. Мы уж не будем уточнять, немец этот Слава, еврей, француз или какой-нибудь гипербореец. Сказано же: путник, феномен наших пугающих имперских пространств. Слава и сам не может себе втолковать, откуда в нем такая мания передвижения по горизонтали. По крайней мере его душа находит в стихии бродяжничества самоудовлетворение. За годы своих странствований человек явно претерпел психическую деформацию — это факт. Но и с дорожными демонами научился якшаться так, что маманегорюй, ведь известно, что путешествующие влекомы темными стихиями — и наоборот.

Шагает, тащится с сумой на плечах себе Функель — тут видит просвет среди осиновых зарослей. И кругом — тишина такого рода, который присущ геопатогенным зонам (а в таковых Функель бывал). Всякая же тварь земная по природе своей чует неладное. И пусть современные информационные технологии направлены на то, чтоб в нас сей дар приглушить, кто выскакивает из социализирующих Сетей, быстро восстанавливает животные инстинкты самосохранения.

На Славу накатило какое-то непонятное возвышенное чувство. Такое страннолюбивый человек испытал впервые, это как первовкусие сливочного мороженого в раннем детстве. Мужик осознал, что именно сейчас, в настоящий момент путь пожизненный пройден ровно наполовину, впору остановиться и сделать великозначительную нетеатральную паузу. Каждый следующий шаг будет уже нарушением равновесной гармонии — вот ведь какое пронзение. На самом деле Слава, хотя лицом он и телом еще молодец, начал стареть. Яростно затемнелась вдали гробовая доска, которая торопит хотя бы чем-то нематериальным наследить в этой жизни во избежание исчезновения в вечном забвении.

Немного впитав свежего ощущения, душа наказала идти. Функель решительно двинулся в сторону света. Еще немного почапав по трясине, наш снувальщик выбрел к подножию совершенно безлесой горы, на вершине которой угадывались строения. Сверившись с топографической картой, Функель разумел: таковой, как и всему женскому роду, верить нельзя. Все отечественные планы и схемы грешат ложью — потому что глухие места на Руси издавна утыкали ракетными шахтами с ядерными боезарядами, секретными химическими полигонами и тайными лабораториями в прочных бункерах. Когда Держава одержала сокрушительное поражение в борьбе с демонами свободы, все это хозяйство забросили и раздербанили. Так что наша страна теперь — кладбище амбиций, на котором взрастают комплексы.

Слава и раньше набредал на подобного рода памятники Холодной Войне. Ничего хорошего там нет, одна только тленомерзостность идеалопредательства. Но есть в каждом человеке одна дуалистичная черта, которую ученые именуют гедонистическим дифференциалом, а неученые — любопытством. Это когда колени и локти уже в кровь — а ты прешься на какую-нибудь скалу только лишь для того, чтобы оборзе… то есть, обозреть просторы и отштамповать: «Ляпота-а-а».

От себя замечу: путники — народ двухмерный. Они наслаждаются отпущенными степенями свободы, а все остальные — измерений во Вселенной ведь более восьми — их напрягают. Посему каждый странник человеческого рода чувствует некомфортность на неровном рельефе, то же самое, кстати, касается и мореплавателей. Это вам не спелеологи или альпинисты. Я это к тому, что Функель уже запрограммировал себя на ожидание чего-то нехорошего от возвышений — а все одно инфернальная силища тянет.

Перед началом восхождения Слава, следуя страннической привычке, изучил диспозицию. Прежде всего проанализировал звуки: ничего техногенного, только шелест трав. Эх, подумал Слава, жаль, я с собой не ношу дозиметра... Впрочем, и в этом ключе путник знает: от радиации сухость во рту со жжением да мурашки. А сейчас в Функеле преобладал трепет грядущего открытия. Может, полжизни только для этого места он и отирал свои берцы о твердые и мягкие места планеты.