Геннадий Михеев - Карта русского неба

Платон уже тогда имел весьма странное для того (позитивного) общества увлечение: собирал фольклор народов. Он слушал сказки разных племен и никак не мог понять: почему, согласно всем без исключения традициям, когда герой сказки заходит в тупик, он обязательно прибегает к помощи волшебной силы? Ведь программа Коммунистической Партии говорит об ином: чудо — все, что мы творим своими руками. Разве не является совершенным чудом сама Жизнь? А Разум — не величайшее ли из чудес? Да и само преображение пустынных холмов — тоже волшебство. Кстати, свою казашку Платон нашел в библиотеке: она тоже одно время любила книжки читать. А дочку они назвали Весняной — потому что родилась весной. Боюсь, повзрослев, Весняна Платоновна не поблагодарила родителей за свои имя и отчество. Характер у Платона на самом деле взрывчатый. Однажды он окончательно разругался с родней жены, подрался с ее братом, а супружница на требование покинуть вместе с законным мужем помещение ответила категорическим предательством.

Нет... все не так, не так... мой рассказ более напоминает речь адвоката дьявола, ведь я все время пытаюсь отмазать, обелить Платона. Да, возможно нам всем предстоит Высший Суд (не путать с Верховным). Но там не будет прокуроров или защитников, ибо все наши ходы и без того записаны. Что ж… приступаю к очернению. Отправился Платон Потапов в неведомую Россию, в которой никогда ранее не бывал. В строительном управлении под Москвой, в городе Воскресенск требовались бульдозеристы. Работящий, непьющий, между прочим, парень у нас — золотник. На такого нашлась и подруга, тоже понаехавшая из далекого далека и трудившаяся маляром. Имя простое: Антонина, Тоня. Ее я видел, знал, а посему могу говорить с уверенностью: простая русская баба, о какой (в качестве супруги) мечтают даже олигархи. Когда расписались, выдали чете квартирку на первом этаже двухэтажного раритета, построенного еще пленными немцами. Как и положено, пошли детишки: девочка и мальчик, Маня и Ваня. Их я тоже знал, милые воспитанные малыши. То была эпоха конца советской власти; вместо комиссаров идеологию подхватили попы (ударение на последнем слоге), гопники и комсомольцы-предприниматели, а воздухе завитал ангелоподобный демон наживы.

На фоне обезумения общества в моем герое включился, я полагаю, психологический механизм противоречия. Платон взял ― и поступил в институт, причем, не куда-нибудь, а на филфак. Пусть на вечернее отделение — но все же. Рабочую молодежь все еще примечали, работал социальный лифт, да к тому же, будучи начитанным, с хорошим аттестатом (забыл сказать, что в школе и ПТУ он учился неплохо) Платон хоть и с натяжкой, но вступительные экзамены сдал. Именно на институтской скамье мы с Платоном и познакомились. Не знаю, почему промеж нами возникла взаимная приязнь. Для всех это было удивительно: человек со стройки каждый будний день едет в Москву, грызет научный гранит, а домой возвращается уже за полночь. Это же на уровне подвига, причем, Платона в среде студентов-вечерников уважали — даже за то, что он работяга-бульдозерист.

И так прошли шесть лет. Как говорится, далее наши пути разбежались. Через пару лет Платон позвонил: Даша умерла. От туберкулеза. Дело в том, квартира была столь сырой, что не всякий организм вынесет. Муженек-то в перманентном драйве, а она всем этим дышит. Детей забрали бабушка с дедушкой — в Липецкую область. Платон жилье продал, а на капитал затеял свой бизнес, который прогорел. Теперь Платон — риелтор.

Я напрягся. Во-первых, по меньшей мере странная история. Хотя, ежели рассудить, куда возьмут бульдозериста с высшим гуманитарным образованием — в редакторы, учителя, спичрайтеры? И во-вторых: времена были темные, риелторы у нас сопрягались только с «черным», посему я банально испугался, что бывший однокурсник выполняет задание криминальной структуры, позарившейся на мое жилье. Так что встречи я избежал, отделался стандартным «да, да, ах, конечно...» Я ж тоже опыта жизни поднабрался. Что-то я теперь принялся оправдывать себя.

Через год новый звонок: женился, родился ребенок. Три года — уже основательный срок, чтоб человека вычеркнуть из круга. Ну, женился, с кем не бывает: некоторые женятся, а некоторые так. Ни слова о роде занятий и карьерных причудах. Так — бла-бла-бла о том-сем. Тем не менее, намек на встречу я снова замылил. Вы наверняка заметили, что инициатива исходила исключительно от Платона. Это потому что я чуточку аутист и социопат, он же — очевидный эктраверт.

Опять пауза, теперь уже года на четыре. Снова звонок от Платона: разбежался, остались двое детей, но из риелторов ушел, теперь бульдозерист-механизатор трудится в крупной фирме по вопросу «купи-продай» в роли офисного планктона. Живет с хорошей женщиной, матерью-одиночкой, и все у них хорошо. Якобы — а что там на самом деле — хрен его знает. Я, например, никому не звоню и не доказываю, что у меня де все о'кей. У меня уже никакой эмпатии к бывшему приятелю, собственных болячек хватает. Я помню его холеричный темперамент, а так же импульсивный склад, посему снова нахожу способ отвертеться.

Уже ясно, что у человека земля из-под ног давно уплыла. Я ж не знаю, что с Платоном за все эти годы случилось на самом деле, а тот образ, который он пытается сотворить в моих глазах, может либо соответствовать оригиналу, либо — противоречить.

Еще через два года — звонок в дверь. В глазок вижу знакомую рельефную рожу Платона Потапова. Я затаился, не открываю, ибо и предположить не могу, чего теперь от этого деятеля ждать. Как бы это сказать... в народе по этому поводу говорят: открестился. Некоторое время наблюдаю поведение человека за дверью. Понимаю: мелко и подло, но ничего не могу с собою поделать, а кто считает меня дерьмом — пусть первым бросит камень.

Различаю черты изможденности, затравленность в глазах. Терплю еще несколько «динь-динь», упоротый... гад. Наконец молча уходит. Теперь уже в окно вижу, как он некоторое время удрученно стоит на тротуаре, будто на что-то решается. Дернулся, наконец, рванул полугалопом в сторону метро. Я облегченно вздыхаю.

Только утром, выйдя из квартиры натыкаюсь на конверт — толстый, крафтовый. Сначала потыкал шваброй — вдруг бомба или дерьмо? Потом, следуя всем мерам предосторожности, раскрыл. Там и обнаружились тексты, которые позже вдохновили меня на сочинение этой повести.

Дня через два звонит абсолютно бухой: «Помнишь наше прошлое, мы ведь остались теми же, можем все вернуть, встретиться, нам есть, о чем поговорить...» — о конверте же ни слова. «М-м-м, э-э-э, а-а-а...» — междометничаю я неопределенно, сам же размышляю: «Да никогда, ни при каких условиях! Кабельщик, блин...»

- Слушай, - спрашиваю, - а что сейчас с Маней и Ваней?