Геннадий Михеев - Карта русского неба

Итак, спирт быстро развязал языки. Слава, прогнав ряд тем о международной обстановке и внутренних врагах доброго царя (продукция зомбирования через телеэфир) примитивными отговорками, задал таки основной вопрос:

- А что это у вас за гора такая в лесу?

- Горушка-то? - Оскар вопреки ожиданиям Функеля не встрепенулся. - Да просто проклятое место. А что... заходил?

Почему-то пастух посмотрел Славе прямо в глаза очень-очень пристально. До того по своей сельской застенчивости он на такое не решался.

- Было дело.

- О, б..я. И вярнулси?!

- Как видишь.

- Удивительно. Наши туда вообще не ходют.

- Боятся?

- А то.

- Чего же?

- Что-то ты недоговариваешь, вот чего. Я ж вижу.

- Да нет. - Слава решил солгать. - Забрался, посмотрел — дальше пошел. А что... нельзя было?

- Врешь.

Слава понял: алкоголь пронял аборигена, короче, торкнуло. В этом «врешь» читался элемент агрессии.

- Да. Вру. - Снова сказал неправду Функель. - Не поднимался я на гору.

- И правильно.

- Ну, а если бы залез...

- Нормальным бы уже не вернулся. Плесни. - Слава налил. У странника опыт: есть такие индивидуумы, которым пить противопоказано — у них черлак напрочь сносит — и, видно, пастух из таковых. Оскар, заголосил тоном пономаря, сдабривая речь выразительными русскими ругательствами: - Наши …. туда не …. ходють. А чужаки …. навроде тебя ….. суются - и...

Пауза. Оскар пьет — кадык играет. Слава гадает, как повернуть разговор в иное русло. За годы странствий Функель выработал три простых правила, благодаря которым можно избежать звездюлей. Первое: не пить нахаляву. Второе: не заглядываться на чужих телок. Третье: не вступать в религиозные дискуссии. Похоже, Горушка — вопрос местных верований. Они наложили на сей объект табу и методом отрицания ему поклоняются. Любопытно, конечно, разузнать подробности, но не из пьяных же уст.

По счастью в горницу ввалился человек. У нас же Бог троицу любит (в прописном и строчном смыслах). Лысый старик, напоминающий сатира, укорительно произнес:

- Тебя, Ося, у водокачки слышно. Чё орешь?

- Слава, Смирнов. - Привстав, представился Функель.

- Вижу. - Отрезал сатир.

- Дримидонтыч, садись. - Умиротворился Оскар. И хозяйским голосом, как будто Функель — жена, приказал: - Славик, плесни всем.

Странник уже понял, что спокою не будет. Мог бы переночевать и в палатке, но захотелось после случившегося живого человеческого разговора, а пастуху явно хочется побравировать, типа: вот, глянь, старикан: вы меня за дерьмо держите, а у меня чужак в шестерках.

Кратко произнеся невнятное «Нуштопфсем» дед хватанул, закашлялся и прослезился. Слава приметил, что у него руки все в тюремных наколках.

- Значит, о Горушке речь завели. - Занюхав рукавом заявил старик.

- Ну-у-у... не... - Функель хотел уйти от темы.

- А я вот, что скажу. Ты, Ося, своим сном разума родишь чудовищ. Обо всем надо понимать объ-ек-тив-но. - Дед говорил с видимой надменностью. - Так ты там был, что ль?

Это уже обращение к Славе. А путник от моральной и физической усталости не рад уже ничему.

- Ну-у-у... мимо проходил.

- И правильно. Хотя...

Повисла мучительная пауза. Похоже, перед тем как впереться к Оскару, сатир некоторое время подслушивал. Слава хотел уж было сказать: «Вы тут посидите, а я уж полежу...», но не тут-то было:

- Там монах один был. Давно. Он с чертом сдружился. И... ну, все тяжкие, прОчее. В итоге братию проклял, а с нею и место. Вот.

- Дримидонтыч, не неси. - Оскар держал свою сторону: - Какой на хрен монах. После всего этого благолепия там же еще люди жили. Атеисты — и вообще. Разные.

- Да как будто я не знаю. А монашье проклятье — это ..... (сатир грязно выругался). Ты, Ося, еще в горшок срал, когда я на Горушке-то гостевал. И с теми людьми, как ты говоришь, теистами, между прочим, общался.

- Дримидонтыч, факты. Факты — хде? Славик. Плесни всем.

Функель обрадовался, что вылил в стаканы последнее.

- Ну, - произнес сатир, - за души праведников.

Едва осушили, на столе возникла новая бутыль, полная. Славе даже стало дурно.

- Какие еще праведники? - Испросил Функель, совладав с приступом тошноты.

- Которые грехи того монаха отмаливали. Хотя и сами о том не догадывались. С некоторыми я говорил. Вот. Если б ты на Горушку-то поднялся, тоже... того. И про факты, Ося. Я те лучше аргумент изложу в студию. Среди них был один такой, кто есть твой, между прочим, родной кровный отец... проезжий молодец.

- Ты звезди-звезди, Дримидонтыч, да не зазвизживайся.

- Мать-покойница от тебя скрывала. А я теперь не скрою.

- А я не верю. Не ве-рю.

- Р-р-ргебята, даайте фвыть дгуф-но. - Слава и сам почувствовал, насколько безобразно у него заплетается язык. - Ве-гю, не ве-гю. Станиф-лаф-ски-е-е-е...

- А я так соображаю, - Оскар вновь заголосил во всю глотку, - что там Пуп Земли. Потому там народ и пропадает...

Функель пытался въехать в смысл беседы на повышенных тонах двух аборигенов. Но уже уплывал в отруб...

НЕ ОТПУСКАЕТ

Дотошный читатель спросит: «Слушай, пис-сатель: а как это твой Функель вообще без женщины обходится. Вроде молодой парень, не урод...» Вопрос поставлен неверно. Надо спросить: а как женщины обходятся без Функеля? Я вот покамест не женщина, а посему ответа у меня нет.

Проснувшись, Слава еще некоторое время соображал, где он. Увидев на под столом две пустые бутылки, что-то припомнил — в частности, о том, от чего погибла его яблоня. В горнице было светло и пусто, видимо, пастырь пошел гонять свое стадо. Раскалывалась башка, а похмелиться нечем. Спохватившись, Функель обыскал свои вещи: документы, деньги — все в сохранности. Наскоро собравшись, рванул из дома, даже не закрыв дверь. Отыскав сельпо, купил провизии, поллитру водяры и две крепкого пива. Узнал расписание автобуса до станции. Нехорошо, конечно, не попрощавшись с гостеприимцем, но транспорт ходит только утром и вечером.

Пока в стороночке лечился пивом, подгреб вчерашний сатир. Как его, то бишь... Спиридоныч, Змейгорыныч, Гандоныч... Слава и не запомнил. Вторую пива пришлось отдать старцу.

- Что? - Ехидно спросил старик, смачно отхлебнув. - Значит, побывал.

- Да как не побывать. - Чисто механически парировал Функель. Слава ж не помнит, о чем он вчера наплел.

- И правильно. И хорошо.

- Чего хорошего-то?

- Много знаешь.

- Вы, мне кажется, больше...

- Давно это было, врать не буду. - Сатир скорчил морду и стал похож на старичка-боровичка.

- А вчера — врали? - Слава в умишке собирал отрывки произнесенного дедом накануне.

- Это смотря про что.

- Например, монашеское проклятие.

- Да тут каждый дурак знает. Была святость — стала ....ятость. - Дед применил отвратительное ругательство.- Попал ты, с-ынок. Теперь не отвертисси.

- Ну, и как все это понять. - Слава даже сам удивился своему менторскому тону.