Геннадий Михеев - Карта русского неба

- Устами ребенка глаголет истина, если что. Разве умный может представить, что есть избранные Богом, а есть неизбранные?..

- Понятно. - Царь приладил таки пойманную банку на лысину, гордо поднял подбородок. - Ты историю в школе не учил. Так было всегда в истории человечества. Начиная с египетских фараонов. И кстати: ты знаешь секрет колокольный, а я знаю секрет царствования. Каждого Бог избрал на свое.

- Между прочим, я и тебя могу научить лить колокола.

- А я могу назначить тебя своим преемником.

- Богоизбранным?

- Конечно. Все монархи богоизбранные.

- Вот здесь и я тебя и поймал. Если тебя Бог избрал на царство, из этого не следует, что Он изберет и меня. А все эти назначения - вопиющая глупость.

- Тот, кого избрал Всевышний, может говорить от его имени.

- Как пророк?

- Нет. Как самодержец.

- Само - чего?

- Державу - чего. Вот этот шар, - Царь вытянул вперед руку со ржавой железякой, - есть символ того, что мне дадены бразды. О.

- Ну и держи себе. Мне чего-то не хочется.

- А если я тебя назначу министром колоколоьного дела? Между прочим, это должность.

- А разве нельзя просто так отливать колокола? Ну, без этой... табельоранге?

- Никак. Должен быть главный колокольчик... кокольник... или как его еще там, лешего.

- Колокололитейщик. Нет, в нашем деле все равны.

- Слу-у-ушай... а давай ты будешь моим… шутом!

- Чем?

- Это очень важная должность. Шут - единственный человек при дворе, имеющий право назвать царя дураком. Ты, кстати, уже назвал.

- Я сказал, что думаю. Разве излагать мысли - должность?

- Как ты еще неопытен. Всяк, кто не скрывает своих подлинных мыслей, жестоко страдает. Их даже порою казнят.

- За мысли?

- Нет, конечно. За слова и дела. Ты можешь думать что душе угодно, а вот говорить надо то, что от тебя хотят услышать, а делать подобающее.

- Разве я хотел услышать, что мне надо у тебя занять должность?

- Это потому что ты еще не осознал: какую-то позицию в иерархии все равно занимать придется. Не сейчас - так когда вырастешь.

- Ну, хорошо... если в этом вашем взрослом мире убивают за мысли, случается такое, что убивают за то, что ты - царь?

- Мир сложен, мальчик. В нем могут убить даже ни зА что ни прО что. Правда царей-то как раз убивают за то, что они на вершине социальной пирамиды.

- Знаешь что... не нравится мне у тебя. Одна сплошная иерархия. Да еще и какая-то сусальная пирамида. Продолжай тут царить со своим этим статусом...

Мальчик сначала был рад, встретив живую человеческую душу, но быстро разочаровался. Человек оказался слишком морочливым. Пусть сначала собой научится управлять - а после лезет в бригадиры. Мальчик знает, что и в колокололитейном деле тоже есть руководители процесса, а Царю он солгал, что все равны. Маленький урок мальчик извлек: взрослым и впрямь надо говорить не всю правду. А колокололитейного бригадира, если уж по совести, избирает вовсе не Бог, а бригада – как самого опытного и способного заводить.

Пройдя еще одну мертвую деревню, мальчик уткнулся в весь, которую населял творческий человек. Писатель. Вообще-то раньше, в лучшие времена, писатель был скотником, то есть, убирал за стадом продукты жизнедеятельности. Теперь же, когда в деревне не стало ни скота, ни скотов, работник животноводства принялся сочинять. На самом деле это гораздо безвреднее, нежели, например, разбойничать, но это смотря с какого ракурса узреть.

Сейчас у писателя в работе эпическая сага о судьбе края, некогда процветающего, а теперь погрязшего в мерзости запустения. Посредством художественного слова писатель тщится докопаться до истинных причин упадка культуры и цивилизации вообще. Моровая язва - лишь краткий эпизод падения человечества, но и через него можно прийти к глобальным выводам о зыбкости бытия. На сей счет бывший скотовод имеет некоторые посильные соображения. Например, что во всем виноваты жиды и жидовствующие, в свое время погубившие самого Сына Божия, а теперь желающие свести на нет всех остальных. Многие из нас зачастую ищут во всех событиях заговор, а переубедить таких гораздо сложнее, нежели нейтрализовать. В общем, писатель имеет убеждения. С одной стороны, это не так и плохо. С другой – от убежденности до упоротости порою меньше вершка.

Одна только беда: у писателя нет читателей. Что, вообще говоря, является общей проблемой всех честных литераторов, не заигрывающих с публикой ради медных труб и гонораров в виде сорока серебряников. Даже если писатель утверждает, что для него не важно мнение какой-то там толпы, он или лукавит, или кокетничает. Творческому человеку до зуда хочется, чтоб перед ним расстилали цветочную дорожку или по крайней мере брали автографы.

- Дружок, - спросил писатель у мальчика с ходу, - узнал теперь, что такое мания грандиозо?

Писатель в результате мысленных упражнений развил в себе проницательность и знал: мальчик никак не мог пройти мимо Царя.

- Маня что? - Переспросил мальчик.

- Неважно. Хотя иронию ценю. Но только не сарказм! А я - представитель литературного цеха. Создаю произведения. Могу устроить творческую встречу.

- С кем?

- Со мной, конечно.

- А зачем?

- Я расскажу о тайнах писательского труда. Поделюсь секретами литературных приемов. Поведаю о том, где черпаю вдохновение.

- Пэйсательского?

- Ты не шути так. Пэйсатели - из ТЕХ. А я - писатель. От сохи.

- Просто не расслышал, извини. А что такое - вдухновение?

- ВдОх-новение. Вдыхание новизны. Это когда... когда тобою овладевает муза. Она водит твоей рукой - и ты строчишь, строчишь...

- Муза... сокращенно от музыки?

- Ну-у-у... не совсем. Хотя что-то похожее. Впрочем, неважно. К тебе тоже когда-нибудь ночью придет.

- Уж лучше бы не приходила.

- Не отвертишься, ведь ты - будущий мужчина... кстати. Впрочем... ну, да ладно, тебе пока рано.

- А про секреты я и сам могу. Ведь я секрет колокольный знаю.

- О-о-о! Так тоже не обделен! А давай ты станешь моим учеником?

- А чему ты будешь учить?

- Я научу тебя писАть.

- По правде говоря, я и читать-то особо не умею. Родители померли, так и не успев грамоте научить.

- Грамота не так важна. Я вот и трех классов не окончил. Семья бедная, надо было работать. А я мечтал поехать в Москву, поступить в литературный институт имени Горького, вступить в это… союз писателей. А пришлось ворочать... ну, в общем неважно. Так куются литературные таланты - в сермяге.

- Так много незнакомых слов. Счастливый, ты знаешь всякое такое и у тебя были родители. А вот мои – померли, а отец, жила... Вот если б ты меня грамоте обучил - я б с тобой подружился.

- Лгать не буду, мальчик. Я и сам в этой самой грамоте не силен. Все надеялся, у меня будут редакторА и корректорА. А стали хвосты и ходки.

- А для чего ты строчишь?