Александр Михайловский - Отцы-основатели

Вот и в это утро она снова завела этот щекотливый разговор, которого я бы предпочла избежать.

– Пойми, Люся, ты молодая здоровая женщина, – говорила она, стоя ко мне спиной и перебирая в шкафчике бутылочки и флаконы, – тебе нужно рожать детей…

– Никто не сможет убедить меня в том, что рожать детей – мое главное предназначение, которое я просто обязана выполнять, – отвечала я, уже заранее примерно предполагая содержание дальнейшего диалога. В это время мои руки были заняты тем, что проводили влажную уборку, протирая поверхности в нашем докторском кабинете.

– А какое же твое предназначение? – она повернулась и теперь внимательно наблюдала за мной. В ее взгляде явно прослеживалась ирония.

– Предназначение – это вздор, – твердо отвечала я в полном соответствии со своими феминистскими убеждениями, стараясь только не заходить слишком далеко и не быть чересчур многословной, – человек вправе строить свою жизнь так, как ему нравится.

– А я считаю, что как раз это вздор. Жизнь человека непредсказуема, и часто он ничего не может поделать с обстоятельствами. Можно, конечно, пытаться строить жизнь в соответствии со своими взглядами, но не следует забывать, что все мы подвластны воле некоего провидения, которое может разрушить все наши планы и всю нашу жизнь в один миг… Разве с тобой не так произошло?

Этими словами она затронула в моей душе болезненные струнки, напомнив об утраченном, которого мне было все же жаль. Глаза ее смотрели внимательно, пытливо, словно нащупывая во мне то, что приблизило бы мое мировоззрение к ее собственному. Что я могла ей ответить? Мои соратницы не признавали никакой воли провидения. Они говорили, что причины всех бед – в самом человеке, и если обстоятельства вокруг него сложились неблагоприятным образом, значит, он сам непроизвольно их создал, дав где-то слабину или сделав что-то неправильно.

Но я не создавала этих обстоятельств. Я оказалась здесь случайно. Случайно! Я не могла этого предотвратить. Да-да, со мной произошло невозможное… Но если оно все же произошло, значит, не такое уж оно и невозможное? А если подобное случается, значит, случается и многое другое, пусть и не столь экстраординарное. Так, выходит, я шла тропой заблуждений? И, может быть, пора наконец отбросить внушенные идеи и открыться миру во всей своей первозданной беззащитности? Как же это больно и тяжело… Ведь мне придется снова почувствовать себя слабой и сполна осознать, что не все зависит от моей собственной воли. Что же касается предназначения, то об этом надо еще подумать. Но в моем мозгу уже почти сформировалась мысль о том, что в кажущемся хаосе случайностей именно Предназначение должно все упорядочивать на свой, плохо мне знакомый манер…

Я не успела ничего сказать в ответ на риторический вопрос Марины. Внезапно началась какая-то суета. В коридоре раздались мужские голоса и торопливые шаги; через мгновение дверь в наш кабинет открылась – и мы обе на некоторое время потеряли дар речи от увиденного зрелища. Перед нами стояли трое, причем все они были крайне возбуждены. Вождь Петрович и русский парень по имени Валера подталкивали впереди себя Марину Жебровскую, которая сама на себя не была похожа. А больше всего она напоминала ведьму, которую только что поймали за непотребным занятием типа полета на метле. Ее волосы неряшливо разметались по плечам, она была бледна, тяжело дышала и смотрела каким-то безумным взглядом. Ко всему прочему, у нее было перевязано плечо, и сквозь повязку алой кляксой проступало кровавое пятно.

И было во всем этом нечто такое, тревожное, что выбивалось из привычного и размеренного уклада жизни в нашем племени; правда, пока это было лишь чувство. Но как только вождь заговорил, картина стала проясняться.

– Обработайте рану, быстро! – сказал он и пояснил, – выстрел из арбалета. Болт мы уже вытащили…

При этом он так смотрел на Жебровскую, что и мне, и докторше стало понятно – девушка совершила преступление, за что, видимо, и поплатилась.

Мы быстро и деловито принялись делать все что надо, не обращая внимания на брань пациентки. А она, с ненавистью глядя на меня, шипела по-французски, то и дело дергаясь и поскрипывая зубами от боли:

– Что, мадмуазель Люси, рада прислуживать русским? А где же весь твой гонорок, где твоя гордость? Ты у нас теперь доктор, да? А ты не дура… Смотри-ка ты – всех обхитрила, ходишь теперь такая чистенькая, в белом халате… Забыла, как вонючую рыбу чистила? Ну ничего, еще будешь в сортирах убирать – долго ты тут не продержишься, феминистка чертова…

– Закрой рот, – спокойно сказал Петрович, которому надоело это злобное бормотание.

Когда мы закончили, вождь позвал нескольких темнокожих туземных женщин из его плотницкой бригады, попросив их увести Жебровскую и присмотреть за ней. Та в конце процедуры уже как-то обмякла – видимо, из-за потери крови – и едва ли представляла опасность.

Только когда мы остались в кабинете вчетвером, я заметила, что у Валерия за пояс заткнута плетка-кошка с несколькими хвостами, которая была изобретена в Англии как средство поддержания дисциплины на военных кораблях, а в наше время используется разными извращенцами для садомазохистских игр. Они что, ее еще и били перед тем, как подстрелить?! Я так и застыла с открытым ртом. Моя начальница, проследив за моим взглядом, тоже заметила орудие для истязаний и, нахмурившись, вопросительно глянула на Петровича. Тот брезгливо кивнул в сторону плетки и сказал:

– Ошибся я в ней, Витальевна, в Жебровской этой, таки дела… Нет, ты только представь – она принесла к нам эту плетку в своей сумке! У девочки странные фантазии. Но самое ужасное в том, что она стала их воплощать здесь, в нашем племени…

Он замолчал, хмурясь и задумчиво барабаня пальцами по стене.

– Но постой, Петрович… – сказала докторша, быстро переводя взгляд с мужчины на парня и обратно, – неужели вы за это…

– Нет, что вы, Марина Витальевна! – тут же поспешил внести ясность юноша. – Она схватилась за мясницкий топорик, собираясь убить Сергея Петровича, а я ее остановил… Испугался и выстрелил из арбалета ей в плечо.

Тут мы обе непроизвольно ахнули.

– Как убить? – моя начальница расширенными глазами ошарашено смотрела то на одного, то на другого. – Мне кто-нибудь объяснит, наконец, что там у вас произошло?

Вождь вздохнул и начал рассказывать, как все произошло:

– Ты представляешь, она каждый день перед завтраком выбирала из волчиц нескольких провинившихся и устраивала им порку розгами и этой плетью. Мало того, она обзавелась там фаворитками и фаворитами, и тоже начала приучать их к этой забаве. Мы и засекли ее за этим занятием…

Свой рассказ он закончил словами: