Джоуи Грасеффа - Элиты Эдема [litres]

Это все не совсем неправда, но этого вполне достаточно, чтобы заинтриговать их и напугать, они радуются, что находятся здесь, в Подполье, в безопасности.

Они упрашивают меня рассказать еще одну историю, когда на балконе на самом верху происходит какое-то движение. Там стоит Лэчлэн, а рядом с ним женщина с огненно-рыжими волосами. Снизу люди приветливо машут ей. С другого балкона меня зовет Эш:

– Рауэн, это Флейм! Она наконец-то пришла!

Этого вполне достаточно, чтобы забыть о сказках. Теперь у меня невымышленная история – странные юноши, забытые воспоминания, операция и тому подобное.

С сожалением я встаю и, прежде чем уйти, оказываюсь в объятьях.

– С тобой все будет хорошо, – говорит Рэйнбоу, когда оставляет влажный, липкий поцелуй на моей щеке. – Лэч не позволит, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Мои ноги становятся ватными, пока я поднимаюсь по ступенькам вверх, по которым до этого я так стремительно сбежала. Я хочу правды… но я знаю, что правда будет суровой.

А верное ли это решение? Я думаю о своей жизни в «Дубах». Там не все было идеальным, но все было моим, и я достаточно насмотрелась другой жизни в Эдеме, чтобы понять, что эта жизнь куда лучше, чем у большинства. Сейчас я еще могу остановиться. Не обманываем ли мы постоянно сами себя тем или иным образом? Я была более или менее счастлива. Та правда, которую я открою, сделает ли она меня счастливой? Может быть, правду переоценивают?

Или, может быть, счастье – не самое главное в жизни…

Я по-прежнему терзаюсь в сомнениях, пока поднимаюсь, чтобы встретиться с ними. Собралась целая толпа. Эш, Ларк и Айрис присоединились к Лэчу и киберхирургу Флейм. И еще несколько человек, которых я не знаю. Среди них мужчина в возрасте, суровый и серьезный, с черными волосами, подернутыми сединой, со скошенным набок носом. Он кивает мне, затем я вижу, как взглядом он быстро окидывает Лэчлэна.

– Я Флинт [15] Flint – кремень. , глава Подполья, – говорит он, протискиваясь между мной и остальными. – Сожалею, что не смог присутствовать вчера, сестра.

Мне приятно слышать это слово – «сестра».

– Но сейчас трудный период, и мы все заняты. И начеку. – Он оборачивается к волевой женщине, чьи голые руки усеяны татуировками змей. – Ты уверена, что за ней не следили? Удвойте охрану, на всякий случай. В данный момент мы совершенно не можем рисковать.

Он кладет руку мне на плечо.

– Ты вернулась в самое нужное время, Рауэн. Мы собираем лучшие умы, формируя альянсы. Мы строим планы, которые могут изменить судьбу вторых детей.

– Но решение еще не принято, – глухо говорит Лэчлэн у него за спиной.

Флинт бросает на него беглый взгляд через плечо, словно тот не более чем назойливый ребенок.

– Мы вложили достаточно средств в наш план, и решение уже почти неизбежно.

– Ваш план ставит Подполье под угрозу!

– Мы знаем, на что идем, – вмешивается татуированная женщина. – Если мы преуспеем, то все для нас изменится. А если нет, мы будем продолжать сражаться.

– А дети, – спрашивает Лэчлэн, – они тоже будут сражаться?

Женщина смотрит на него, пока Флинт не бросает:

– Хватит! Обсудим это потом. Сейчас гораздо важнее, чтобы Флейм вернула память Рауэн.

– Потому что вы можете использовать ее в своих интересах, – бормочет Лэчлэн.

– Потому что она может помочь нам спасти вторых детей, – отвечает Флинт. – Она уже сделала больше, чем ты, со своими долгосрочными планами по изменению общества. Она проникла в «Дубы» и в Центр.

– Ее туда отправило правительство, и мы не знаем зачем, – говорит Лэчлэн. – Нам нужно приостановиться.

– Приостановиться, – фыркает женщина с татуировками. – Если бы мы слушали тебя, мы бы прозябали здесь еще поколений двадцать.

– А что плохого в том, что двадцать поколений вторых детей не будут убивать, преследовать или ставить над ними эксперименты!

Тихо, но властно рыжеволосая хирург произносит:

– У меня мало времени, и я каждый раз подвергаюсь опасности, когда прихожу сюда. Может, начнем?

Ее голос, как стальной клинок, разрубает словесную перепалку.

– Кроме того, вы расстраиваете мою пациентку. Нейрологические вмешательства не безопасны, когда нервная система пациента на взводе. Заткнитесь и уходите, чтобы я могла поработать.

– Я остаюсь, – говорит Ларк, а затем и Эш. Лэчлэн молчит, но его невозмутимая поза говорит о том, что он никуда не пойдет.

Флинт многозначительно кивает Флейм и уходит, сопровождаемый своей приспешницей.

– Сообщите мне, когда процедура будет завершена. Вне зависимости, выживет она или нет.

– Выживет? – переспрашиваю я, в горле у меня пересохло. – Я думала, речь идет об успехе или провале, а не о жизни и смерти.

Флейм смотрит мне прямо в глаза, и я не знаю, то ли она изучает меня, то ли восхищается своей работой.

– Я отменный киберхирург, – говорит она без тени застенчивости, чрезвычайно уверенная в себе. – Если ты умрешь, это будет не моя вина.

Затем она подмигивает мне, а Эш обнимает.

– Ага, а во всем виновата ты, сестренка, – говорит он. – Именно это я и говорил всегда маме. Во всем виновата ты.

Лучше слушать его шуточки, чем то, как Флинт и Лэчлэн нападают друг на друга, споря о том, о чем я не имею понятия.

– Если ты еще не догадалась, меня зовут Флейм, – говорит она, поправляя рукой свои огненные волосы. – Цвет не натуральный, но и не краска. Я пару лет назад поигралась с фенотипическими экспрессиями, чтобы цвет волос подходил к моему имени. И характеру. Да, вот такая я.

Когда я вхожу в комнату, у меня возникает странное удушающее чувство. На секунду моя диафрагма сжалась, и я не могла вдохнуть. Позади других я вижу Лэчлэна, который протискивается и приближается ко мне. Но тут же отступает в дальний угол комнаты с остальными, образуя стену между нами. Он не будет общаться со мной, но… он и не уйдет.

Флейм жестом приказывает мне лечь на операционный стол. Она держит сканер перед моим глазами.

– Святая Земля, до чего великолепная работа! Сама себя иногда удивляю. Ты уверена, что ты хочешь удалить это великолепие?

– Да, – отвечаю я, и в голосе уверенности больше, чем на самом деле. Я заставляю себя вспомнить, что я это делаю не только ради себя. Если бы дело касалось только меня, я бы испугалась возможных последствий и предпочла бы безопасную прежнюю жизнь. Но возвращение моих воспоминаний может помочь всем в Подполье. Я вспоминаю доверчивые глаза Рэйнбоу и стараюсь быть сильной. – Но… вы же просто шутили о том, что я могу умереть?

Она вздыхает.

– В целом да. Когда человеку дают наркоз, всегда есть риск, что он не проснется. И когда ты вмешиваешься в чей-то мозг, всегда есть вероятность, что они не останутся теми же людьми, какими они были прежде.