Йен Макдональд - Волчья Луна [litres]

– Может, это был другой…

– Есть только один Лукас Корта. Ты хоть что-то про Луну знаешь?

– Я знаю, что они играют в гандбол и что там можно драться с людьми до смерти, но, кроме этого, мне не важно, что там происходит.

Алексия снова прижалась. Нортон застонал.

– Там, наверху, моя родня. Ты уверен, что он Лукас Корта?

– Лукас Корта с Луны.

– А как же он… ладно, проехали.

– Он очень болен. Развалина. Доктора вокруг так и бегают.

– Лукас Корта на Земле. – Алексия поднялась с члена Нортона и продемонстрировала ему себя во всем великолепии. – Нортон Адилио Даронш ди Барра ди Фрейтас, если ты хочешь еще хоть раз сюда попасть, тебе придется устроить мне разговор с Лукасом Кортой.

Униформа горничной была на размер меньше. Рубашка разлезлась между пуговицами. Юбка была слишком обтягивающей и короткой. Алексия все время подтягивала ее вниз. Ластовица на колготках съезжала. Она все время подтягивала их вверх. Просто нелепо, что от слуг требовали работать в такой дурацкой обуви. Она дала хорошую взятку менеджеру отеля: та могла бы хоть снабдить Алексию формой нужного размера.

Половина Барры работала в обслуге, но Алексия никогда не видела пятизвездочный отель изнутри. Те его части, что приносили деньги, были мраморными и хромированными, заполированными донельзя и уставшими стоять по стойке смирно. Кухня и служебные помещения – бетон и нержавеющая сталь. Она подозревала, что так везде. Воздух в коридорах был затхлым и пах несвежими коврами.

Люкс «Жобим».

Страх нагрянул у дверного звонка.

Что, если помимо охраны, которую обеспечивал Нортон, есть и другая?

Она что-то придумает. Она позвонила. Дверь с жужжанием открылась.

– Вечерняя уборка в номере.

– Входите.

Его голос удивил. Когда он заговорил, Алексия осознала, что понятия не имеет, как должен звучать человек с Луны, но дело было не в этом. Голос Лукаса Корты был голосом очень больного человека. Усталого, измученного, борющегося за каждый вдох. Он говорил по-португальски со странным акцентом. Сидел в инвалидном кресле у панорамного окна. На ярком фоне пляжа, океана и неба он был силуэтом; Алексия не понимала, сидит ли он лицом к ней или спиной.

Она подошла к кровати. Она никогда не видела такую широкую кровать, пахнущую так свежо. Кровать обслуживали пять разных медботов, с десяток лекарств стояло на прикроватной тумбочке. Она коснулась простыней, и кровать пошла волнами. Водяной матрас. Ну разумеется.

Что-то кольнуло ее в шею. Алексия подняла руку.

– Прикоснешься к этому насекомому – умрешь, – проговорил Лукас Корта голосом больного старика. – Кто тебя послал?

– Никто, я…

– Неубедительно.

Алексия вздрогнула, ощутив шевеление лапок: насекомое пробиралось к мягкому месту за ее левым ухом. Стремление смахнуть его прочь было всепоглощающим. Она не сомневалась в словах Лукаса Корты. Она читала о системах доставки яда в виде насекомых-киборгов. На Луне они были предпочтительным оружием Асамоа. И она об этом думала, оценивала свои шансы, когда от нейротоксической смерти в луже собственной мочи и рвоты ее отделял миллиметр.

– Я попытаюсь опять. Кто тебя послал?

– Никто…

Она всхлипнула, ощутив легчайшее прикосновение иглы к коже, и прокричала:

– Я Железная Рука!

И насекомое исчезло.

– Такому имени нужно соответствовать, – сказал Лукас Корта. – Дальше-то как?

Алексию сотряс приступ сухой рвоты, трясущимися от страха руками она вцепилась в морскую гладь водяного матраса, пытаясь найти опору и уверенность.

– Алексия Мария ду Сеу Арена ди Корта, – выдохнула она. – Мано ди Ферро.

– Последняя Мано ди Ферро была моей матерью.

– Адриана. Луис Корта – мой дед. Его назвали в честь деда Луиса. Адриану – в честь двоюродной бабки. У нее в квартире был электрический орган.

На фоне ослепляющей синевы океана и неба поднялась рука.

– Выйди на свет, Железная Рука.

Теперь Алексия видела, что он ни разу не посмотрел на нее. Он все это время сидел к ней спиной. Свет падал на его фигуру-тень, иссушал, делал его прозрачным и больным, словно застигнутого солнцем паука. Руки у него были шишковатыми от выступающих сухожилий и опухших суставов. Кожа на шее, щеках, под глазами обвисла, как и губы. Он выглядел чем-то более жестоким, чем старость, более страшным, чем смерть.

Лукас Корта посмотрел на солнце; его глаза скрывались за черными поляризующими линзами.

– Как вы с этим живете? – спросил он. – Как оно не ослепляет и не отвлекает вас постоянно? Вы видите, как оно движется. Вы на самом деле верите, что оно движется… В этом-то и подвох, верно? Из-за него вы делаетесь слепыми к реальности. Чтобы понять, надо отвернуться.

Он взглянул на Алексию, и она почувствовала, как черные линзы срывают кожу с лица, плоть со скул, обдирают каждый нерв до волокна. Она не вздрогнула. Трехслойное стекло излучало ощутимый жар.

– В тебе что-то такое есть.

Лукас Корта отвернулся и покатил прочь от окна, в тусклую прохладу комнаты.

– Чего же ты хочешь, сеньора Корта? Денег?

– Да.

– С чего вдруг я должен давать тебе деньги, сеньора Корта?

– Мой брат… – начала Алексия, но Лукас Корта отрезал:

– Я не благотворитель, сеньора Корта. Но я воздаю по заслугам. Увидимся завтра. То же время. Найди новый путь. Этот закрыт для тебя. Докажи мне, что ты Железная Рука.

Алексия забрала сумку с принадлежностями для уборки. Ее разум все еще был в смятении, голова кружилась. Она могла умереть на той кровати. Она побывала на расстоянии острия иглы, доли секунды от конца всего.

Он не сказал да, не сказал нет. Он сказал: «Покажи мне».

– Сеньор Корта, как вы узнали?

– Униформа на два размера меньше. И ты пахнешь неправильно. У обслуги особый аромат. Химикаты въедаются в кожу. Похоже, что мы, лунные жители, более чувствительны к запахам, чем земляне. По пути отсюда, пожалуйста, пришли настоящую горничную. Я ложусь спать в необычное время.

Алексия сорвала с себя униформу горничной в тот самый момент, когда служебная дверь захлопнулась позади нее: и слишком тесную блузу, и слишком короткую юбку. Дурацкие, дурацкие туфли. В белье и сползающих колготках Алексия Корта протолкалась мимо Нортона и забралась в его машину в подземном гараже «Копа Пэлас».

– Оно на моей коже, мать твою, на моей коже! – вопила она, пока Нортон вез ее обратно к себе домой. – Я его чувствую!

В квартире она направилась прямиком в его душ.

– Я должен убить его, – проговорил Нортон, наблюдая за силуэтом за занавеской, усеянной каплями воды.

– Не трогай его.

– Он пытался убить тебя.

– Он не пытался. Он защищался. Но я чувствую себя грязной. Оно было на мне. Насекомое, Нортинью. Я теперь больше никогда не почувствую себя чистой.