Дмитрий Троцкий - Арк [litres]

– Вы с Абрасаксом это знали?

– Скажем так, догадывались. Овчинка стоит выделки, согласись.

Вздохнув, Герион повернул штурвал.

– Знаешь, ты ведь в Хранилище не бываешь почти, у тебя своя лаборатория. А я работал с Натаном Стругацким после истории в Вологде.

– И что?

– А то, что подобные фокусы Абрасакса лишь создают параллельные миры.

Вологда – Новосибирск, 1942 год

…По платформе, навстречу прибывающему паровозу, бежали десятки, сотни людей. Из окон вагонов высовывались улыбающиеся лица мужчин и женщин, которые яростно махали встречающим руками.

Натан Залманович первым спрыгнул с подножки еще не успевшего остановиться вагона и бросился в объятья жены и Бобки, которых черт знает сколько уже не видел. Но теперь война окончена! Теперь они смогут всегда быть вместе!

Следом за ним упруго, как и учили в десанте, приземлился возмужавший Аркадий. Он был здоровый, словно Эйфелева башня, и весь усыпан орденами и медалями. Сначала сын обнял рыдающую мать, затем, как мужчина мужчине протянул могучую ладонь брату:

– Я горжусь тобой, Бобка. Спасибо, что сохранил мамочку. Вот, – он снял с груди Звезду Героя Советского Союза и прикрепил брату на китель, – носи с честью. Ты заслужил ее больше, чем я.

Они порывисто обняли друг друга, а Натан Залманович глядел на сыновей, сжимая в объятьях супругу, и не мог оторвать взгляда. Кругом бежали люди, и вот уже три девушки за минуту, несмотря на стоящую рядом супругу, успели поцеловать его в щеку, а одна сунула в руку алую гвоздику.

– Мальчики, – воскликнула Александра Ивановна, – давайте-ка двинемся в сторону дома. Мы вам такой пир приготовили – пальчики оближете!

И, обнявшись, все четверо двинулись в празднующий Победу город.

…Аккуратно укладывая тело Натана Залмановича в дьюар, приготовленный специально для него, запуская механизмы, позволяющие сохранять жизнь человеку теоретически бесконечно, Абрасакс то и дело прикладывал пальцы к вискам старого знакомого.

Ему очень хотелось, чтобы Стругацкому-старшему снились счастливые сны в его бессмертии, до самого пробуждения.

Закрыв и закрепив люк дьюара, Абрасакс привычно взялся за долото и начал с дотошностью художника выбивать на серебряном саркофаге портрет его обитателя.

Москва, 1938 год

Ровно в десять утра захожу в летную комнату. Все вскинулись, приветствуя. Каждому пожал руки, улыбаясь. Подошел к шкафчику, достал обмундирование.

Переоделся, направился к Пораю. Начальник летно-испытательной станции был угрюм, смотрел исподлобья:

– На улице минус двадцать пять. Какой, к чертям собачьим, полет? Ты, Валера, головой поехал?

– Володя, лист.

– Да машина в воздухе развалится, что ты творишь, псих? Меня под трибунал хочешь подвести?

– Володя, лист.

– Делай что хочешь, я никаких бумаг подписывать тебе не буду. Баста.

В комнату открывается дверь. Заходят двое мужчин в форме сотрудников НКВД. Капитан и лейтенант.

Обступают по бокам Порая.

Один что-то шепчет на ухо. Не сомневаюсь, что именно. Второй крепко держит его за плечо. Порай со стоном обращается к капитану:

– Ну поймите, голубчик, там ведь больше сорока недоработок.

Нагибаясь, говорю ему, глядя в глаза:

– Не бзди, Володя, мне лету – пять минут.

Протягивает полетный лист. Подписываю.

Задание знаю и так, не читаю. Без уборки шасси совершить полет на высоте шестьсот метров по маршруту «Центральный аэродром».

Капитан толкает Порая в плечо. Он со вздохом ставит свою подпись. Иду на взлетную полосу. Трое статистов остаются в кабинете.

Самолет уже выкатывают из ангара. Тот же самый, красного цвета, «И-180».

Подбегает личный охранник, Иван Варенов. Берет за руку, отводит от суетящихся у машины механиков. Тихо говорит:

– Валерий Палыч, нельзя лететь. Готовится диверсия. Сколько уже было покушений на вас, вспомните.

Грубо обрываю его:

– Ты прекрати мне эти штучки. Саботаж?

Он в удивлении отстраняется, смотрит с недоверием. Видимо, переиграл с ним, почуял что-то, пес.

– Вы ли это?

Молча разворачиваюсь, иду к самолету. Один из механиков, недавно переведенный сюда, Еремеев, тихо спрашивает:

– Валерьян, уверен?

– Да.

– Ну, ни пуха.

За месяц до вылета состоялся телефонный разговор.

– Все кончено, мой мальчик. Проиграли мы Лаврентию.

– Он, конечно, интриган и тактик, но не стратег. Сегодня победил в малом – завтра сам проиграет все. Наша партия не окончена.

– Не умничай, а сиди тихо, как мышь, и не выеживайся, – усмехнулись в трубке каламбуру, – писаку мы укатали, за тобой остался летун. Потом можешь считать, что сделал для меня все, что мог. Дальше любая дорога будет открыта, Система знает о тебе и тебя поддержит. А пока выполняй задание и ложись на дно.

– Коля, чем я могу помочь?

Собеседник вздохнул:

– Да, собственно, ничем. Если сможешь – отомсти Лаврентию, в своем фирменном стиле. Чтобы, знаешь, с оттяжечкой, и потом – в самое больное. Но, боюсь, не по зубам тебе…

– Даю слово, перед смертью он будет думать о тебе.

– Верю, верю, мой мальчик. Теперь вот еще что, ребят всех своих отправь в дальние дали, глядишь, кто и в живых останется, когда надобность возникнет. Тебя-то не тронут, а их в расход под сурдинку пустят. Сейчас главное завершить операцию по летуну, а уж Суламифь…

– Коля, погоди… Коля… Коля, ты знаешь, что Суламифь…

– Да, – оборвали его, – это я ей приказал. Так что постарайся не только для меня, но и для нее. Чкалов – просто пешка в игре. Отомсти Берии.

Любой школьник с виду определил бы, что это не самолет, а всего лишь макет. Разве только не из бумаги.

Заглядываю в двигатель. Молодцы, и систему охлаждения убрали. Значит, сегодня все получится.

Ключ на старт, для виду проверяю мотор, тормоза. Выкатываюсь на полосу.

Двести метров, и – вверх. Иду на первый круг.

Поликарпов все-таки гений. Даже такая фанерка не развалилась сразу, удивительно.

Беру высоту в шестьсот метров. Захожу на второй круг.

Да что же такое? Все в порядке.

Поступаю по запасному плану, иду в сторону Кунцева. Пролетел над дачей Сталина, пару раз качнул ему крыльями.

Ну же?

Иду обратно.

Наконец, мотор глохнет.

Просили без жертв.

Так, вон там дровяные склады. Имитация аварии должна быть полной.

Хорошо, шасси заблокированы. Прохожу над первым и поворачиваю влево. Там линия электропередач.

Цепляюсь.

Машина разламывается надвое. Вылетаю головой вперед.

…К летчику подбежали работники склада. Тело переломано, в крови весь, но еще живой. Приподнял голову, оглядев мутным взглядом окруживших его людей, сказал:

– В случившемся прошу никого не винить. Виноват я сам.

Затем потерял сознание.