Андрей Шипилов - И упало Слово

— Нам, пожалуй, пора прощаться, Белоснежка, — сказал он, чувствуя, как сжимается его сердце, — мне — на мою шахту, тебе — в твою лагерную школу. Больше мы, наверное, не увидимся.

— Я не хочу в лагерную школу, — сказала она, я не хочу в лагерь. Я не должна быть в лагере…

Словно удар тока перебросил его из прошлого в настоящее. Он промчался по всем его нервам и обернулся мурашками бегущими по коже. Он ощутил, как на его загривке встала дыбом несуществующая шерсть.

Как она сказала ему сегодня? «Я не должна была быть в лагере, — но я там была».

Он — понял.

Два самых драгоценных для него образа, стоящих у него перед глазами, двинулись навстречу друг-другу и слились в один.

Каким же он был дураком! Как он мог не заметить! Все эти дни она была рядом с ним! Она посылала ему сигналы, один за другие, а он был слеп!

Он сорвался с кресла и помчался вперед по коридору. Он даже не взглянул на лифт и взлетел по лестнице на шестой этаж на одном дыхании. Ему было страшно! Страшно, что он застанет в конце своего пути пустую комнату. Что в эти последние мгновенья, отделяющие его от заветной двери, произойдет что-то неотвратимое, что разлучит их.

Он без стука распахнул дверь и влетел в ее комнату. Она сидела в кресле, вытянув вперед руку. Под ее ладонью порхало Йо-Йо, точно такое же, какое было зажато в его кулаке.

— Я слышала, как ты бежишь по коридору, — сказала она, — Я знала, что ты вспомнишь и догадаешься. Я сидела тут каждый вечер и ждала тебя.

Солнце клонилось к закату, освещая огромную плоскую равнину со стадами пасущихся антилоп. Внимательный наблюдатель, приглядевшись, мог бы увидеть среди вытянувшихся теней от редких баобабов двух крадущихся гепардов, которые потихоньку подбирались к отставшей от стада антилопе, чтобы сделать последний бросок

Но никаких наблюдателей не было поблизости. Вот уже несколько сотен лет на эту бескрайнюю равнину не падал глаз человека.

Когда-то, в давние времена, эта земля носила название Серенгети и принадлежала людям чернокожей расы. Но однажды сюда пришли солдаты Великого Вождя и забрали всех людей в трудовые лагеря. Местные жители отчаянно сопротивлялись, но их было мало, а солдат Великого Вождя — много, и они были лучше вооружены.

Потом еще несколько раз в течение десятилетий здесь появлялись военные экспедиции, чтобы отловить немногих уцелевших местных жителей, и в конце концов на этой земле не осталось людей.

А потом и солдаты Великого Вождя перестали сюда заглядывать. Эта земля стала принадлежать своим изначальным хозяевам — стадам травоядных и охотящихся на них хищников. И так было сотни лет.

И вот сегодня на что-то поменялось. Сначала на фоне заходящего солнца появилась маленькая темная точка, которая медленно и беззвучно перемещалась. Никто из пасущихся животных не обратил на нее внимания — мало ли птиц летает над саванной. А гепардам тем более было не до нее, всё их внимание было поглощено охотой.

Но это была не птица, точка стремительно увеличивалась в размерах, и скоро стало понятно, что она намного больше любой птицы. У нее тоже были крылья, но мчалась она быстрее самой быстрой ласточки, в мертвящей тишине, и ни один звук не сопровождал ее движение.

И вдруг совершенно неожиданно страшный удар грома обрушился на саванну. На небе не было ни тучки, откуда мог исходить бы этот гром, и никто не связал его с гигантской птицей, промчавшейся над бросившимися врассыпную стадами и вздрогнувшими, вжившимися в землю гепардами.

А гигантская птица, распугав все живое на просторах Серенгети, вдруг резко изменила направление и почти вертикально стала набирать высоту, разбрасывая вокруг волны грохота.

Если бы тут был человек из двадцатого столетия, он бы, возможно, узнал в силуэте этой птицы знаменитый истребитель-бомбардировщик Fantom F4. Но не было тут такого человека. Не было никого, кто мог бы понять, что только что произошло над этой равниной. Не было никого, кто мог бы спросить, как здесь появился воскресший Fantom, последний экземпляр которого был утилизирован столетия назад.

И лишь гепарды сокрушенно смотрели вслед убегающей добыче, еще не понимая, что именно в эту секунду мир, в котором, они живут, изменился навсегда.

Еще несколько дней назад он догадался, что Белоснежка была пришелицей из того чудесного мира, в котором жили люди, никогда не знавшие лагеря. И он поместил ее на своей схеме в то самое «блаженное где-то».

И вот теперь Белоснежка, его Белоснежка, лежала рядом, и обняв его, рассказывала ему истории об этом дивном мире, как когда-то там, в тайге, рассказывала сказки.

Но истории эти совсем не напоминали сказки, они не были ни волшебными, ни веселыми, эти истории.

И тот мир, который они описывали, нельзя было назвать ни «чудесным миром», ни «блаженным где-то». Она звала его «свободным миром», но в этом мире, так же, как и в лагере, не было ни свободы, ни справедливости.

Главное отличие свободного мира от Лагеря было в том, что люди в том мире принимали участие в воспитании своих детей, дети знали своих родителей и жили вместе с ними в семьях .

Его можно было бы назвать «семейным миром», поскольку возник он именно благодаря семьям.

Сразу после Великой Гибридной Войны, когда люди всей земли добровольно переселились в трудовые Лагеря (« Только вряд ли, конечно, это действительно было добровольно », — заметила Анна), на свободе, за пределами лагерей остались чиновники земной администрации, управляющие лагерной системой.

« Потому что нельзя управлять системой, находясь внутри ее, управлять можно только находясь снаружи », — пояснила Анна.

Но у многих чиновников были дети. А поскольку, по новым законам, вне лагеря могли жить только чиновники, то этих детей «в виде исключения» тоже назначили на какие-то чиновничьи должности, «с отсрочкой исполнения обязанностей до совершеннолетия».

Но у тех детей стали рождаться свои дети, и у тех детей тоже родились дети. « Но кто же, будучи в здравом уме и твердой памяти, отдаст своего ребенка в Лагерь ». Поэтому младенцев стали приписывать к тому или иному ведомству и назначать на должность с момента рождения.

Сначала это делалось неофициально, поскольку « все всё понимали и прикрывали на это глаза ». Но скоро должностей уже не стало хватать, возникла потребность в введении новых штатных чиновничьих единиц.

И тогда были приняты законы о «чиновничьих кастах». Теперь любой ребенок, родившийся в семье чиновников, автоматически, по закону, становился чиновником и свободным человеком. Чиновничьи должности стали наследственными. А все чиновники были разбиты на девять должностных каст. Три высшие касты занимались управлением. Они имели право принятия решений. Три средние касты занимались непосредственным исполнением решений, принятых чиновниками высших каст. А три низшие касты занимались исключительно обслуживанием быта высшей и средней каст.