Роберт Хайнлайн - Иов, или Комедия справедливости

– Не бойся. Я буду держать тебя за руку.

Сержант Домингес опять обернулся и протянул фляжку:

– Aqua? [17] Воды? (исп.)

– Боже мой, конечно! – вскричала Маргрета. – Si! Si! Si!

Никогда еще вода не казалась мне такой вкусной.

Лейтенант оглянулся, взял у нас фляжку, широко улыбнулся и показал большой палец – жест, восходящий еще ко временам Колизея, – потом сделал что-то, заставившее моторы его машины заработать в более быстром темпе. Только что они работали медленно-медленно. И вдруг раздался страшный грохот. Машина развернулась, и лейтенант направил ее навстречу ветру, который свежел с самого утра и теперь уже взбил в пену верхушки волн. Моторы заработали напряженней, будто в припадке неодолимой ярости, и летательная машина, сотрясаясь всем корпусом, скачками понеслась по воде.

Затем мы стали с невероятной силой ударяться примерно о каждую десятую волну. Не знаю почему, но машина все-таки не развалилась.

И вдруг мы оказались в двадцати футах над поверхностью океана. Скачки прекратились, но вибрация и рев не утихали. Мы резко набрали высоту, потом повернули, и машина так же резко пошла вниз. Я чуть было не расстался с несколькими драгоценными глотками воды, которыми только что насладился.

Прямо перед нами отвесной стеной вздыбился океан. Лейтенант повернулся к нам и что-то крикнул. Мне очень хотелось сказать ему, что лучше бы он смотрел вперед, но я промолчал.

– О чем это он?

– Просит посмотреть в том направлении, куда он показывает. Прямо туда, куда летит машина. El tiburón blanco grande – та самая большая белая акула, которая чуть нас не слопала.

(Я прекрасно обошелся бы и без этого.) И в самом деле, как раз в середине стены океана виднелась серая тень, режущая воду плавником. Как раз в ту минуту, когда я понял, что сейчас мы неминуемо впечатаемся в чудовищную рыбину, стена воды качнулась назад, мою задницу с силой вдавило в сиденье, в ушах заревело, и лишь благодаря моей железной выдержке меня не вытошнило на наших новых знакомцев.

Машина выровнялась, и неожиданно стало почти удобно, если, конечно, позабыть о вибрации и реве.

И все же воздухоплавательные корабли куда приятнее.

Как только мы поднялись в воздух, стали хорошо видны далекие горные вершины, которые почти невозможно было разглядеть с нашего импровизированного плота, и побережье с великолепными пляжами, за которыми раскинулся город, куда мы и направлялись. Сержант обернулся и что-то сказал, указывая на город.

– О чем он?

– Сержант Роберто говорит, что будем дома как раз к ланчу. Almuerzo , сказал он, но заметил, что для нас это будет завтрак – desayuno .

Мой желудок вдруг стал проявлять признаки жизни.

– Не важно, как он там называется. Ты их предупреди, что быка можно и не жарить. Я его живьем съем.

Маргрета перевела. Наши новые знакомые расхохотались, и лейтенант повел машину на снижение. Он посадил ее на воду, то и дело оглядываясь на Маргрету и не прекращая болтать с ней, а та мило улыбалась ему, хотя ее ногти больно вонзались мне в правую ладонь.

Мы долетели. Никто не пострадал. Но все равно воздушные корабли гораздо лучше.

Ланч! Наше будущее утопало в розах.

Через полчаса после того, как летательная машина, вздымая брызги, опустилась в гавани Масатлана, Маргрета и я сидели с сержантом Домингесом в столовой для рядового состава службы береговой охраны. Мы опоздали к дневной трапезе, но нас все же обслужили. Я был одет. Во всяком случае на мне были парусиновые брюки. Кстати сказать, разница между тем, в чем мать родила, и парой штанов куда больше, чем между дешевыми брюками и горностаевой мантией. Попробуйте и убедитесь сами.

С летательной машины, пришвартовавшейся на якорной стоянке, нас забрала небольшая лодка и отвезла на пирс. Оттуда пришлось идти в управление береговой охраны, и там дожидаться, пока мне не отыщут брюки. Все это время на меня глазели незнакомые люди, среди которых было немало женщин. Ужас! Такого стыда я не испытывал никогда в жизни, если не считать печального инцидента в воскресной школе, когда мне было пять лет.

Но теперь все было позади, перед нами стояло угощение и питье, и какое-то время я чувствовал себя безмерно счастливым. Разумеется, поданные нам блюда были мне незнакомы, но недаром говорят, что голод – лучший повар. Это на самом деле так; ланч был великолепен! Тонкие лепешки из кукурузной муки, сдобренные густой подливкой, тушеные бобы, горячая как огонь похлебка, миска маленьких желтых помидоров и кофе – крепкий, черный и горький – что еще нужно человеку? Нехитрым завтраком я наслаждался больше, чем гурман, смакующий изысканные блюда.

Поначалу меня смутило, что нас отправили в столовую для рядового состава, а не в офицерский зал, куда ушел лейтенант Санс. Лишь впоследствии мне объяснили, что это распространенное заблуждение среди штатских: люди, не имеющие опыта военной службы, подсознательно всегда приравнивают себя к офицерам и никогда – к рядовым. По зрелом размышлении приходится признать, что подобная самооценка смехотворна, однако же она распространена повсеместно. Ну, может быть, и не повсеместно, но для Америки она в высшей степени характерна, ибо здесь каждый человек «ничем не хуже других, а зачастую лучше прочих».

Сержанту Домингесу уже вернули рубашку. Пока мне искали штаны, какую-то женщину из управления (скорее всего, уборщицу – в мексиканской береговой охране женского контингента не было), отправили на поиски чего-нибудь для Маргреты, и это что-то оказалось блузкой и длинной юбкой – все хлопчатобумажное и ярких тонов. Простой и явно дешевый наряд, но Маргрета выглядела в нем красавицей.

Правда, мы остались без обуви. Впрочем, это не имело значения: в сухую, теплую погоду можно обойтись и без туфель. Мы были сыты, нам ничего не грозило, а оказанные нам помощь и радушный прием убеждали, что мексиканцы – лучшие люди на свете.

После второй чашки кофе я сказал:

– Любимая, как бы нам извиниться и уйти, никого не обижая? Нам нужно как можно скорее найти американского консула.

– Сначала нам предстоит вернуться в управление.

– Опять какая-то бюрократическая волокита?

– Ну, можно сказать и так. Скорее всего, от нас хотят получить подробные сведения о том, как мы оказались в открытом океане. Согласись, наша история звучит несколько странно.

– Да, наверное.

Наше первое собеседование с команданте трудно назвать удовлетворительным. Будь я один, он обвинил бы меня во лжи… но человек, которого переполняет осознание своего мужеского превосходства, просто не способен разговаривать с Маргретой в таком тоне.