Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

— Не соединяют? — спросила Элизабет.

— Тао велел подождать. — Нам Ен наклонил голову и поцеловал Элизабет в макушку. — Папа на Шри-Ланке.

— Ен, — спросила она. — Ты ведь читаешь мои мысли, да?

— Да. А ты мои.

— О чём я сейчас думаю? — Элизабет приподнялась на локтях, чтобы посмотреть ему в глаза. — Знаешь?

— Ни о чём, — ответил он. — Ты не думаешь.

Элизабет молчала, вглядываясь в его лицо. Нам Ен покачал головой:

— Ты запоминаешь, правда?

Она кивнула.

— Я просил тебя, — сказал он.

— Прости. — Она откинулась, упала на песок и стала смотреть в небо. Вдали тихо умирал закат.

Да, он просил её не пытаться запомнить его лицо, его запах, его голос, его глаза, его прикосновения, его дыхание, его поцелуи, объятия, как он входит в неё, чем отзываются его слова. Он просил её, он просил её этого не делать, но как она могла сдержаться, видя его так близко и зная, зная, что их время на исходе?

Прошлой осенью в Касабланке он сказал ей, что через полгода улетит, и она знала, была почти уверена, что больше никогда его не увидит. Если он и вернётся, преодолев все опасности космоса, на Землю, то всё равно пройдёт слишком много времени. Они оба изменятся: он увидит вблизи космическую пустоту, его обожжёт свет Солнца, другие миры войдут в его жизнь… А она останется здесь и будет вести свою войну, выиграет в ней или проиграет, но его потеряет — того Нам Ена, который лежит сейчас рядом с ней, осязаемого человека, Нам Ена, который её любит, но всё равно улетит через три дня. Если он и вернётся, то это будет другой Нам Ен, а этот исчезнет для Элизабет безвозвратно.

Он прав, он, конечно же, прав, не надо пытаться его запомнить. Всё равно, наплевав на процедуру, её сознание создаст идеальный образ; всё равно воспользуется памятью как глиной, и Нам Ен в её голове будет не тем человеком, кто лежит сейчас рядом, а через неделю будет удаляться от Земли со скоростью сорок две тысячи километров в час.

— Здравствуйте, — сказал Нам Ен. Его соединили с отцом.

— Как ты? — спросил Нам Туен, садясь в машину на Сигирия-роуд. Поверх зелёных крон деревьев возвышалось скальное плато, неприступная крепость полуторатысячелетней давности, которую он только что осмотрел. Его усталый, но возбуждённый голос без искажений отозвался в голове сына.

— Отдыхаю, — ответил Нам Ен. — Смотрю на ослепительный закат.

— Ты не на базе?

— Нет. — Он помолчал. — Выбрался оттуда.

Нам Туен кивнул, и Нам Ен это почувствовал. Не мистическая связь между отцом и сыном, а достижение науки — он чувствовал этот понимающий кивок. Больше ему не дадут выбраться с базы до самого старта. Даже сегодняшняя отлучка шла вразрез с правилами, но Нам Ен как вице-президент компании сделал для себя исключение.

— Как вы?

— Завтра закрываем саммит.

— Успешно?

— Всё отлично.

— Вчера читал, вы чуть не подрались из-за налогов.

— Зато единогласно поддержали увеличение финансирования «Шугуана».

— Вас не обвиняли в непотизме?

— Они знают, что когда деньги поступят на счёта, мой сын уже перестанет в них нуждаться.

— Когда вы вылетаете?

— Завтра вечером.

— Служба безопасности уже весь остров поставила на уши. Местные жители только и ждут встречи с вами, — сообщил Нам Ен.

— Это Тао беспокоится. В последнее время нас слишком часто пытаются взломать.

— Будьте аккуратны, отец. — Нам Ен погладил Элизабет по волосам и накрутил её локоны себе на пальцы. Девушка лежала тихо, наблюдая за парой влюблённых, забежавших в море и теперь плескавшихся, как дети, на мелководье. — Сотня раскрытых покушений ничего не значит в сравнении с одним успешным.

— Если бы я их боялся, то остался бы на островах Блонд, — сказал Нам Туен. — Самое безопасное место на Земле. Я закрою саммит и послезавтра прилечу, чтобы посмотреть, как ты отправляешься в своё путешествие. Никому не свете меня не остановить.

— Вы часто повторяете это про себя, отец? — спросил Нам Ен.

— Нет. Это повторяет сама жизнь, раз за разом, — Нам Туен помолчал.

— Я могу это услышать?

— Прислушайся.

Нам Ен прислушался. Как и Элизабет, которая вслушивалась в смех любовников и в восторженные взвизги, когда женщина толкнула мужчину, тот упал, а она побежала навстречу волнам. Мужчина поднялся и широкими шагами устремился за ней, весь в брызгах. У неё был голубой, светящийся в ночи купальник; на нём — зелёные плавки. Он догнал её, крепко обнял, приподнял над водой. Она смеялась и била его по спине кулаками; они оба рухнули вниз и некоторое время мирно лежали на мелководье. Потом она поднялась над ним, он схватил её и перевернул, и море скрыло их на какое-то время от любопытных глаз.

— Я тебя люблю, — прошептала Элизабет, и Нам Ен опять поцеловал её в макушку, пока отец со Шри-Ланки рассказывал ему о здоровье мамы и о сестре, которая уже завтра собиралась прибыть на Хайнань.

— Я попрошу свою подругу показать ей остров. Тут очень живописные места.

«Я покажу твоей сестре остров, — мысленно соглашается с ним Элизабет, — и мы подружимся с ней, по крайней мере сделаем вид, и продолжим делать вид даже после того, как ты улетишь и атмосфера Земли забудет шлейф от твоей ракеты… Когда через шестьдесят часов ты войдёшь в своей космический корабль, и за тобой закроются люки, и мы будем разинув рот смотреть, как ты улетаешь, и я, может быть, даже заплачу, но не от горя, а от счастья, ибо, хотя наши дни и прошли, они всё-таки БЫЛИ, и мы знали, на что мы идём, ты и я, мы с тобой…»

— Конечно, конечно, — соглашается с чем-то Нам Ен и долго молчит, выслушивая слова отцовской гордости. — Спасибо, пап. Я знаю. Спасибо.

Элизабет смотрит на целующуюся парочку. Кто-то из бара тоже замечает их и одобрительно посвистывает. Звук тихий, но Элизабет слышит его свист, потому что её внимание сосредоточено на парочке, и её мозг связывает этот сторонний звук с объектом интереса. Они взяли отпуск и прилетели сюда на несколько дней, размышляет Элизабет, они не живут здесь, иначе бы не радовались так морю, они живут в большом городе, уже не столь молоды, и, скорее всего, эта любовь будет для них последней — с семейным очагом и детьми, стабильным заработком и тихо увядающими чувствами. Их будет поддерживать бесконечная центрифуга индустрии развлечений, увлекающая в полные впечатлений совместные вояжи по Сети, ограниченные только воображением программистов и неизбежным условием: нереальность.

Она вернулась взглядом к возлюбленному: резкий профиль, смуглая кожа, целеустремлённые, подчёркнутые крупными бровями глаза, окрашенные скупой улыбкой тонкие губы. Конечно, она любит не его самого, конечно, в нём она видит того, кто неизбежно должен её покинуть, видит трагического героя.